Шум машин сопровождал вибрацию в его кулаке: мобильный звонил без остановки. Степан прищурился от яркого света рекламных витрин и поднял трубку. Едва услышал в трубке короткое: «Ты серьёзно изменил свои взгляды, да?» — и отключился, словно кто-то нажал на стоп-кран его смелости.
Он кивнул сам себе и шагнул по лужам к ближайшей арке. На экране телефона мигали уведомления, в блоге бурно обсуждали его последний пост. В нём он лишь невзначай заметил, что всеобщее одобрение не всегда совпадает с правдой. Но в сети поднялась волна: «Как посмел актёр, которому доверяют, идти наперекор?»
Степан задумался, как получилось, что когда-то он не боялся быть искренним, а теперь трепещет от каждого «ты изменил свои взгляды?» Будто в какой-то миг общество решило, что он обязан безоговорочно следовать общей линии.
На пути домой он пересекся с Артёмом — худощавым парнем в синей куртке и непробиваемой улыбкой, которая частенько раздражала. Артём работал в одном рекламном агентстве и давно поверил, что «человек должен держаться толпы, чтобы не рухнуть в пропасть». За эти слова Степан когда-то считал его забавным чудаком, но теперь невольно прислушивался к этой идее.
— Да брось ты, — Артём хлопнул его по плечу. — К чему все эти принципы, когда можно просто жить и позволять жить другим?
Степан нахмурился.
— А если я устал давать фальшивые интервью? Меня приглашают на ток-шоу, где всё сводится к тому, чтобы хвалить «единственно верное» мнение. А у меня внутри будто пожар: хочется кричать, что у правды может быть миллион оттенков.
Артём усмехнулся:
— Да это не «фальшивка», а обычная политика соответствия. Все мы, Стёп, иногда делаем вид, что согласны, лишь бы не разжигать конфликт. Успокойся и не нарывайся больше.
Актёр промолчал. Может, он прав, может, надо держать язык за зубами. Но тут в телефон снова пришло сообщение: «Предал идеалы, получил выгоду?» От этих слов будто нож царапнул сердце. Он свернул в свою парадную, стараясь убедить себя, что ему не больно.
В квартире было почти темно, только голубоватый свет реклам на стенах плясал едва уловимыми бликами. Степан привычно бросил ключи на стол, доплёлся до кухни и открыл ноутбук. Ходил кругами между комнатами, думая, что написать в очередной пост. Рука невольно листала десятки комментариев вроде «продался», «теперь ты не тот» и «лицемер». Именно это последнее слово, «лицемер», застряло в его сознании. Он заметил, что его игра в недавнем фильме получила столько же похвал, сколько и критики. Запутавшийся в собственной борьбе, он любил сцену за возможность быть собой — и вдруг обнаружил, что высказаться без маски гораздо сложнее, чем играть придуманного режиссёром героя.
Он запустил программу трансляции и, прежде чем успел осознать, что делает, нажал «начать эфир». Экран зажёгся, камера поймала его напряжённое лицо.
— Я знаю, что многие считают меня предателем. Думают, что я поддерживаю тренд, когда это выгодно… — скомканная пауза повисла в комнате, пока Степан подбирал слова. — Но я кое-что понял: невозможно всё время жить по чужой указке. Я актёр, да, но это не значит, что я по сценарию записался в послушные марионетки.
Несколько секунд он слышал лишь собственное дыхание. Потом посыпались комментарии. Кто-то негодовал. Кто-то поддерживал. Кто-то в шутку спрашивал, куда катится мир, если даже артисты «птицами свободы» заделались. Степан смотрел на новые реплики и чувствовал, как у него внутри рождается смесь гордости и страха.
Утром он уже знал, что эфир собрал массу просмотров. На новостных порталах обсуждали его откровения, одни называли это «попыткой привлечь внимание», другие — «смелым шагом против системы». Телефон трещал от звонков, и актёр почти не спал, прокручивая в голове вопрос: «А готов ли я идти до конца, если меня начнут травить?»
К обеду он встретился с Артёмом в привычном кафе. Старый друг критически оглядел его уставшее лицо:
— Ну и веселье ты устроил, видел твой прямой эфир, — он с притворным ужасом развёл руками. — Теперь жди, что половина твоих подписчиков отвалится. Зачем тебе это?
— Не хочу молчать, Артём. Пока слушал себя вчера — словно краеугольный камень нашёл. Я ведь не только ради своей правды говорю, но и ради тех, кто боится.
— Зря стараешься, — друг помешал ложкой остывший кофе. — Общество любит соглашаться с большинством. А если ты против, получишь шквал хейта.
— Пусть. Зато честно, блин! Надоело делать вид, что одобряю всё напоказ. Я хочу сниматься в картинах, где показывают жизнь такой, какая она есть, а не в ковёрных версиях реальности.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Артём закатил глаза:
— Отважный городской сумасшедший…
Степан не ответил. Он чувствовал внутри что-то необычное, почти освобождение, и в то же время понимал: это только начало. Едва вернувшись домой, он наткнулся на новую волну комментариев. Советовали «сдаться», закрыть рот, пока не потерял контракты. И это было уже перебором: никогда раньше он не чувствовал себя настолько решительным.
Вечером у него запланировали интервью на одном крупном мероприятии. В прошлом он бы легко озвучил дежурные фразы, чтобы всем понравиться. Но теперь, глядя в зеркало, Степан сказал про себя: «Если промолчу, то подведу не только себя, но и тех, кто надеется, что честность ещё не пропала.»
Так он и вышел на сцену конференц-зала, где гоношистый ведущий был готов сделать вид, будто всё «по протоколу». Улыбки, вспышки фотокамер, приветственные возгласы. Актёр захотел сказать что-то острое и искреннее, но спёрва почти потерял голос. Небольшая пауза, сердце колет ребра изнутри, в висках стучит. Однако, увидев в первом ряду Артёма (тот явился из любопытства), он вдруг ощутил пронзительный толчок уверенности.
— Друзья, — начал он негромко, затем прокашлялся, — мы все живём в мире, где зачастую ценим мнение толпы выше, чем голос совести. Я здесь не для того, чтобы играть новую роль, а для того, чтобы перестать играть. У меня был выбор: скрыть, что я не согласен, или сказать вслух, что порой массовое одобрение не гарантирует правды. Я выбрал второе.
В зале повисла напряжённая тишина. Актёр не спешил, наблюдал, как кто-то поднимает телефон, кто-то смотрит с недоумением, а кто-то начинает улыбаться, будто готов встать и зааплодировать. От этого безмолвия у него по спине прошёл холодный пот, но он продолжил:
— Я понимаю, что кого-то разочарую. Но врать самому себе — преступление, на которое я не подпишусь. Возможно, сейчас я теряю чью-то поддержку, но обретая себя. И если кто-то здесь считает, что правдивое слово ломает систему — значит, это слово и есть лекарство.
Он закрыл папку, которую держал в руках, и спустился со сцены под мягкие вспышки камер. Чувство освобождения было сильнее, чем страх потерь. Артём догнал его у выхода, закурил, и смотрел обречённо:
— Ещё не поздно передумать, Стёп. Извинишься, скажешь, что был неправ, и всё вернётся на круги своя.
Актёр усмехнулся ему в ответ.
— А зачем? Я что, зря всю жизнь учился быть настоящим, если в решительный момент стану себя предавать?
Друг смял пачку сигарет нервным движением:
— Ну, теперь тебя любят одни и ненавидят другие. Поздравляю.
Степан глубоко вздохнул, словно после долгого заплыва. Он чувствовал себя удивительно спокойно. Словно снял тяжёлый карнавальный костюм, который годами натирал раны. Из зала вышел незнакомый человек и деликатно похлопал по плечу:
— Спасибо вам за выступление. Не все осмеливаются говорить так открыто.
Актёр в ответ только улыбнулся. Впервые за долгое время эта улыбка шла откуда-то из самых глубин. Теперь он знал, что заново обретает себя, и общество слушает его не из страха упустить звезду, а из желания услышать подлинную мысль. Ему захотелось продолжать. Захотелось поддержать тех, кто стесняется высказываться, и показать, что любое мнение имеет право быть, если оно не пропитано лицемерием.
Когда на улице зажглись оранжевые фонари, Степан выбрал самый тихий переулок и зашагал к дому, держа в мыслях все эти слова… и новую идею. Завтра он планировал публиковать пост, в котором пригласит своих подписчиков делать добрые дела, помогать друг другу без пиара, а потом делиться историями под хештегами. Может, этот маленький шаг станет началом более широкого движения, — думал он, чувствуя прилив радостного волнения.
В подъезде он на мгновение закрыл глаза и чётко представил будущие дни, полные возможной ругани, непонимания, но и чьей-то поддержки, которая в конце концов обретёт голос. Ведь теперь он научился не бояться ни злословия, ни неверия. Он твёрдо решил: пусть уж он сыграет роль бунтаря, чем продолжит роль послушного мима.
Дома Степан ещё раз взглянул на текст, который подготовил для «завтрашнего дня». Он перечитал последнюю строчку: «Пусть каждый голос имеет значение, но давайте не забудем, каким образом мы его используем.»
