Алиса вздрогнула от резкого звонка и чуть не выронила телефон. Экран высветил короткое слово: «Папа». Она застыла, словно её ударило током, не понимая, откуда взялся этот номер в списке вызовов. Сердце ёкнуло: давно ведь стерла все его контакты. Но сигнал не умолкал — громкий, надрывный, как скрип старой форточки.
Она не ответила. Хватило лишь секунды, чтобы вдоволь насмотреться на это слово и почувствовать, как внутри против воли поднимается надежда. Странная, болезненная радость: «А вдруг ему не всё равно?..» Но тут же накралось и горькое отторжение: «Сейчас скажет парой отрывистых фраз, как будто я чужая, и снова пропадёт. Ну его…»
Алиса глубоко вздохнула и положила мобильный на край стола. Через мгновение телефон послушно стих. Окно в её комнате было приоткрыто, и свежий осенний воздух пах сыростью. Маленький сын уже давно спал в соседней комнате, не подозревая, как близко в сердце мамы застарелая обида. Она помнила день, когда отец ушёл, похитив остатки доверия и тепла.
Никто не знал всей правды. Даже лучшая подруга Зоя, к которой Алиса иногда бегала выплакаться, слышала лишь обрывки историй: как отец с новой женой Лизой уехал к морю, бросив по сути родную дочь в чужом городе. Алиса терпеть не могла пересказывать это заново. Ей казалось, что каждое повторение ранит её сильнее, даже если она говорит о произошедшем со спокойствием психолога — так часто приходится вести себя профессионально, даже разбирая собственные потери.
Позже вечером она всё-таки заглянула в соцсети и увидела новую фотографию: отец в обнимку с Лизой, улыбается, как будто жизнь никогда не имела изъянов. Алиса провела пальцем по экрану, и сердце сжалось. Какое-то время она просто глядела на снимок, словно пытаясь отыскать в этом мужчине того, кого знала когда-то. Улыбка на фото была чужой, будто коммунальной.
Она дождалась, когда сын заснёт крепче, а затем решилась набрать отцу сообщение. Пальцы дрожали:
«Привет. Давно не слышались. Хотела поговорить. Можешь выйти на связь?»
Отправила и замерла. Минуты текли мучительно. Ответ пришёл ровно тогда, когда Алиса уже хотела удалить это письмо и сделать вид, что ничего не предпринимала. Всего два слова: «Я занят». И ни точек, ни вопросов, ни знаков внимания. Опять эта ледяная стена.
Она вспомнила, как когда-то перед школой писала ему короткие записки: «Пап, обними, пожалуйста?» И получала невнятное молчание в ответ. С годами боль отросла корнями внутрь, пронизала её представления о близости и стала чем-то привычным. Потом Алиса выучилась на психолога, чтобы помогать другим справляться с подобными ранами. Помогала вполне успешно — но собственное прошлое оставалось глухим тупиком, дверь в который не хотела открываться.
На следующий день она пришла к коллеге, уважаемому психотерапевту, и попыталась обсудить этот тупик. Сидя в чужом уютном кабинете, где на стене висели фотографии семей с улыбчивыми лицами, Алиса изо всех сил не хотела плакать:
— Я вроде всё понимаю. Понимаю, что он другой человек и больше меня не любит. Но каждый раз, когда вижу его номер, начинаю трястись. Как будто снова становлюсь маленькой девочкой.
Психотерапевт осторожно протянул коробку салфеток.
— Тебе некомфортно, когда он резко рвёт контакт, да? Может, в глубине души ты всё ещё считаешь себя виноватой?
Алиса вытерла выступившие слёзы. Да, неизжитое чувство вины: «А вдруг я была недостаточно хорошей дочерью?» Столько лет она училась, строила карьеру, растила сына в одиночку, старалась быть примерной во всем и везде. Но достаточно ли этого, чтобы заслужить материнскую или отцовскую любовь?
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
После разговора с психотерапевтом она вернулась в свою квартиру с лёгким головокружением и привычным желанием с головой уйти в работу. Но в коридоре её встретила фотография, где Алиса ещё четырёхлетняя, сидит у отца на плечах и смеётся во все зубы. Тогда казалось, что мир огромен и надёжен, а папа — просто великан, способный спасти от всех бед. Сейчас эти воспоминания отравляли.
Вечером Алиса всё же решилась на ещё один шаг. Она взяла телефон и написала ему снова — коротко, с намёком на встречу. Сердце билось так громко, что эхо, казалось, раздавалось под рёбрами. Она предложила увидиться в кафе неподалёку от вокзала, где когда-то давно отец угощал её какао. «Может, это даст нам возможность заговорить на человеческом языке?»
Ответ пришёл через полчаса: «Давай. В пятницу.» Больше никаких подробностей — и всё же Алиса почувствовала, как внутри пробудилась крохотная искорка надежды. Она понимала, что может вновь столкнуться с холодностью, но в глубине души лелеяла мысль: «Он ведь согласился, хоть и нехотя».
Настал пятничный вечер. Осенний ветер стегал по лицу, когда Алиса подъехала к кафе. Сжала в руках маленький браслет — тот, что она носила с детства, подарок отца на день рождения. Внутри играло колдовское смешение обиды и трепета. Дверь в кафе была полупрозрачной, и через стекло Алиса разглядела сдержанный мужской силуэт. Да, это он, ни с кем не спутаешь. Присел за дальний столик. Ссутулившись. Наверняка настроился всё свести к банальному «Ну что, как жизнь?».
Она сделала шаг к двери. Потом остановилась. Сколько раз мысленно представляла этот миг — и каждый раз воображала, что скажет ему о боли, об одиночестве, о том, как хотелось чувствовать себя нужной. В реальности её язык словно окаменел. Алиса развернулась, не успев даже коснуться дверной ручки. «Нет, не сегодня…» — выдохнула она. Трудно объяснить самой себе, но вдруг ясно поняла: ей не нужна эта короткая и неловкая встреча, заканчивающаяся очередным разочарованием.
Она отошла в сторону и набрала его номер. Сердце стучало — в ответ тянулись гудки. Наконец он взял трубку:
— Алло?
— Пап, я… — Алиса почувствовала, как ком сдавливает горло.
— Да, слушаю. Я уже тут, в кафе.
— Прости. Я не могу. Не могу больше пытаться. Я всё время чувствовала, что должна быть другой, чтобы ты улыбнулся. Но больше не хочу болеть за каждое твое «Я занят».
Наступила тягостная пауза, показавшая, что он не знает, что сказать. Потом хмыкнул:
— Я не понимаю, о чём ты, Алиса. Мне уже уходить?
— В любом случае… прости и прощай. Я не держу на тебя зла. Просто не жду больше тепла, которого нет.
Она отключилась первой. Стояла у подъезда, глядя на собственное отражение в тёмном стекле. Впервые за много лет ощутила какое-то странное облегчение: словно выпустила из рук канат, который до этого безнадёжно тянула, надрываясь и теряя самого себя.
Позже дома, когда сын заснул, Алиса достала из шкафа коробку с детскими безделушками. Старые игрушки, кукла с потрёпанной косой, школьные грамоты… А вот и тот самый браслет, который она всегда носила. Она аккуратно сняла его с запястья, погладила холодный металл и положила поверх этой ностальгической груды. Если раньше она крепко держалась за все эти воспоминания, то нынче почувствовала, что готова отпустить.
Она аккуратно закрыла коробку и поставила её подальше. Ей вдруг показалось, что внутри сложился последний пазл: никому не переубедить человека, если в нём нет искреннего желания быть горячим и родным. Нельзя насильно заставить любить, заставить проявлять заботу. Иногда лучше принять то, как есть — и жить дальше.
Телефон лежал на подоконнике беззвучно. Алиса взяла его в руки, нашла в контактах лаконичную надпись «Папа» и без колебаний нажала «Удалить». Впервые за многие годы не испытала ужаса или пустоты. Осталась лишь тихая грусть, как слабый отголосок когда-то сильного шрама.
Рядом, прикорнув в своей кроватке, сопел её сын. Алиса улыбнулась и наклонилась, чтобы погладить его по мягким волосам. Я сделаю для тебя всё, что не получилось у меня самой., подумала она. Я буду рядом, если тебе когда-нибудь будет холодно и страшно. Ты точно не узнаешь, как это — звонить в пустоту и слышать «Я занят».
Она выключила свет, прислонилась к стене и прошептала в полумраке: «Всё теперь будет иначе». Жизнь, может, и не стала вдруг безоблачной, но от одного этого решения внутри стало спокойнее. Иногда, чтобы освободиться, важно отпустить то, за что так долго цеплялся. И пусть в трубке больше не прозвучит резкий сигнал от «Папы», Алиса отчётливо почувствовала: она наконец-то прислушивается сама к себе. И этого достаточно.
