Она отозвалась на негромкий стук в дверь с нарастающей тревогой. Новые парни дочери приходили всегда в самое неподходящее время, и в этот раз что-то настораживало сильнее обычного. Девушка сидела в своей комнате, выкрутив музыку на полную, а мать медлила, кладя руку на холодную ручку замка.
— Кого там принесло? — спросила она вполголоса, хотя никто не мог её услышать. Ответом было молчание за деревянной створкой.
Желая осмотреть незваного гостя, женщина приоткрыла дверь. На пороге стоял юноша лет двадцати, высокий, с нагловатой харизмой: наверняка ещё один ухажёр дочери, очередной «новый знакомый», которого привёл её неуемный характер. Женщина тяжело выдохнула, напрягая спину. Снова всё по тому же кругу?
Она закрыла дверь и направилась по коридору к комнате ребёнка. Внутри ждал привычный хаос: на кресле валялись растянутые свитера, на полу сиротливо притулились учебники, как будто сдавшиеся под натиском других более «интересных» дел.
Остановившись у выключенного торшера, мать спросила:
— Валя, этот молодой человек уже заходил к тебе раньше?
Дочь лишь пожала плечами:
— Что-то не припомню. Может, и заходил, но, знаешь ли, люди часто меняются лицами.
Женщина заметила в её голосе холодную нотку. Последние недели Валентина вела себя настороженно, то ли вырастая из прежних привычек, то ли нарочно бунтуя.
В квартире всё напоминало о беспорядочности жизни: горшки с переросшими фиалками скучали на подоконнике, немытая посуда теснилась на раковине, и, кажется, только громкие треки о вечной любви в наушниках дочери не умолкали. Мать тяжело опустилась на стул, убрав со спинки сваленную куртку и тихо повторила:
— Я не понимаю… Зачем тебе всё это? Почему ты выбираешь парней, которые постоянно приносят проблемы и пустые обещания?
— Что ты хочешь услышать? — Дочь сняла наушники и бросила их на стол. — Мама, я взрослая. Эти люди… они не все одинаковые, пойми.
Мать горько усмехнулась. Все «не одинаковые» почему-то каждый раз одинаково исчезают, когда у неё заканчивались деньги или требовалось что-то серьёзное. Из памяти выплыли собственные ошибки юности, когда казалось, что мир вращается только вокруг любви и дерзкого блеска в глазах случайных ухажёров. Она уныло погладила шрамы от тех лет, хоть они давно затянулись.
Через неделю Валентина принесла домой кольцо с украшенным рисунками камнем: старинная вещь, даже многовековая на вид. Мать быстро поняла: это подарок ещё от одного «хорошего» мужчины.
— Ты вообще думаешь, откуда у него такие роскошные подарки? Тебе не страшно?
— Нет, не страшно, ма. — Валя взглядом задержалась на сияющем металле. — Он уважает меня и хочет сделать всё, чтобы я была счастлива.
Эти слова прозвучали как удар в сердце. Женщина смотрела на безупречно выточенные грани камня и испытывала острую ревность к этому символу богатства. Подарок словно говорил: «Тебе всё это не нужно, у твоей дочери теперь есть Я — новая защита и опора».
В тот же вечер, когда мать попыталась осторожно расспросить об этом дарителе, Валентина вспылила:
— Сколько можно? Я не маленькая! Я взрослая, это мой выбор!
— Твой выбор? И что ты в итоге получаешь? — слёзы ярости и обиды стояли у женщины в горле, но она продолжала давить. — Сколько ты протянешь так, принимая побрякушки от черт знает кого?
— Хватит! Это моя жизнь. Не лезь в неё!
В тишине, нарушаемой только тяжёлым дыханием обеих, дочка отвернулась, унеся с собой кольцо и какое-то упрямое молчание. Женщина осталась одна в прямоугольнике кухонного света и вдруг вспомнила, как сама когда-то, в семнадцать лет, бежала по ночному городу за мечтой о красивой жизни, натыкаясь на предательства и разочарования. Стало невмоготу от ощущения, что всё повторяется.
С того вечера разговоры матери и дочери превратились в короткие, холодные стычки. Мать попыталась начать с мелких шагов — предложила Валентине сходить вместе по магазинам, поговорить за чашкой кофе без споров. Но дочь каждый раз находила предлог отдалиться.
Наконец мать решилась на прямой шаг: она позвонила одному из недавних ухажёров Вали, записанному в телефоне как «Сашка/день», и договорилась о встрече «просто пообщаться». Встретиться выдалось у парадной: парень, лет двадцати трёх, в кожаной куртке, мгновенно насторожился, увидев в гостье маму своей девушки.
— Я не совсем понимаю, зачем вы меня позвали, — буркнул он, оглядываясь по сторонам.
— Хочу узнать, чего ты ищешь в отношениях с моей дочерью, — мать говорила ровно, но внутри кипела тревога. — Может, ты действительно хочешь создать с ней семью?
— Семью? — Он рассмеялся, как над нелепой шуткой. — Да успокойтесь, мне просто приятно с ней время проводить. Да и девушке нравится моя компания, без лишних обязательств.
Мать промолчала. Её словно ударило между рёбер понимание: все, кто приходят к Валентине, хотят того же — свободы без обещаний, весёлого времяпрепровождения. А дочка… дочка тоже ищет, но не любовь. Снова перед глазами всплыло старинное кольцо, словно предупреждение: цена этого блеска может быть слишком высокой.
Вернувшись домой, она нашла комнату дочери пустой. Но на тумбочке остался раскрытый блокнот. Понимая, что вторгается в личные мысли, мать всё же взяла тетрадь. Было слишком больно видеть эти короткие записки: «Боюсь остаться одна… Не хочу, чтобы мама считала меня неудачницей… У меня будет всё, и никто не может меня унизить…»
Эти обрывки строк заставили её сжать губы до побеления. Значит, в глубине души Валя боится того же, чего когда-то боялась я: одиночества, беспомощности, стыда. Не успела женщина осознать прилив сострадания, как услышала, что дочка вернулась. Тихое позвякивание ключей в коридоре сменилось знакомой мелодией сообщений на телефоне.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Мать поспешила положить блокнот обратно, будто не притрагивалась. Позже, не найдя других способов действовать, она набрала номер знакомого психолога и подробно рассказала ситуацию. Специалист посоветовал пока не ругать дочь напрямую, не запрещать встречаться с мужчинами, а поговорить мягко, раскрывая её страхи и предлагая имена людей, кому дочь могла бы довериться.
На следующий день женщина пошла на риск: предложила Валентине вместе сходить в кафе, где дочке часто нравилось проводить время с новыми приятелями. Девушка недовольно хмыкнула, но согласилась — видимо, решила, что так будет меньше скандалов.
Оказавшись в помещении, плотно заставленном зелёными плюшевыми диванами, она увидела, как за соседним столом Валя оживлённо беседовала с мужчиной лет сорока. И этот слишком взрослый… Мать попыталась сдержать негатив. Стоило ей появиться у столика, как свежеиспечённый кавалер поднялся и, пробормотав что-то вежливое, удалился, будто не желая афишировать знакомство.
— Ну зачем ты приперлась сюда? — Валентина сидела, ударяя ногтями по столешнице. — Я договорилась с Георгием, что мы побудем вдвоём, а ты всё рушишь.
— Прости, дочка, мне просто захотелось поговорить спокойно и понять, что ты чувствуешь.
Следующие минуты обернулись тягучей паузой. Мать и дочь украдкой поглядывали друг на друга, пробуя прочесть скрытые обиды. Слышалось тихое урчание кофемашины, за окном вечерний город горел яркими огнями, словно напоминая: у каждого своя история.
Наконец мать собралась с духом:
— Валя, ты злишься на меня за то, что я лезу в твою жизнь. Я знаю, ты считаешь, что я тебя не понимаю… Но мне больно видеть, как ты раз за разом попадаешь в какую-то зависимость от людей, которым всё равно.
Дочь прикусила губу.
— Неужели так ужасно мечтать о красивой жизни? Я не виновата, что такие мужчины привлекают меня… Мне нужна уверенность, мама. Нужны деньги, чтобы не чувствовать себя ничтожеством. Не хочу жить в постоянной нехватке, как ты когда-то.
Сердце сжалось от укола правды. Как бы она ни старалась скрыть, дочь всегда видела скромные зарплаты, нехватку денег, усталую мать, которая утром шла на работу, а вечером возвращалась, едва волоча ноги. Валя сделала выводы, выбрав другой путь — искать тех, кто сможет поддержать финансово.
— Наверное, — тихо произнесла женщина, — я действительно не научила тебя быть сильной. Просто хотела уберечь от своих же ошибок. Но если он… или любой другой Наташкин кавалер — просто очередной человек, который идёт «повеселиться» и всё? Не боязно, что твоё сердце пострадает?
Дочь заглянула матери прямо в глаза.
— Боюсь, конечно. Но ведь я и так уже обожглась не раз. Теперь ищу хоть какую-то гарантию, что не останусь в долгах и не буду жить на последние деньги. Нет ничего плохого в том, чтобы думать о материальной основе.
Мать провела рукой по столу, стараясь найти слова поддержки.
— Понимаю… но мне бы хотелось, чтобы ты это делала без страха и без ощущения, что иначе тебя никто не полюбит.
— Может, я ещё учусь, — Валентина криво улыбнулась. — Когда-нибудь я найду человека, который будет любить меня и без этих громких жестов… Или не найду.
Женщина накрыла ладонь дочери своей рукой. Впервые за долгие недели Валя не отдёрнула руку, лишь тяжело вздохнула, сгорбившись над чашкой. Они сидели так несколько минут, позволяя воздуху пропитаться молчаливым пониманием.
Поздним вечером, вернувшись домой, мать смотрела, как дочь крутит на пальце очередное кольцо, погружённая в мысли. Да, в этих серьгах, этом бриллиантовом сиянии всё ещё было что-то тревожащее, словно предупреждение. Но впервые женщина ощутила: они действительно могут говорить друг с другом открыто.
— Валюша, — тихо сказала она, — знаешь, я решила… я не буду больше мучить тебя запретами и жёсткими комментариями. Пусть всё идёт, как ты хочешь. Но если вдруг будет больно или страшно — я рядом.
Дочь кивнула и, немного поколебавшись, посмотрела на мать.
— Мне всё ещё много чего непонятно, — сказала она. — Но я правда хочу верить, что у меня получится.
Мать улыбнулась, хотя глаза защипало от слёз. Она вспомнила собственную молодость, когда не было рядом того, кто бы мог так просто сказать: «Я тебя понимаю». И вдруг осознала, что теперь для Валентины хотя бы это возможно.
— Я буду рядом, как бы ты ни поступила.
Вечер опустился на город. За окном уличные фонари расчертили тёмные улицы оранжевыми бликами. Мать ещё долго сидела у прикрытой двери дочери, слушая глухие звуки мелодии, пока не погас свет. Впервые за долгое время она чувствовала не бессилие, а странную теплоту — пусть и тревожную, но дающую надежду на то, что их маленькая семья сумеет найти общий язык.
