Ирина ловко подала тарелку с нарезанным хлебом отцу, стараясь сделать вид, будто её совсем не интересует приглушённый разговор, который шёл за соседним стулом. На самом деле она буквально кожей чувствовала напряжение, витавшее в воздухе. Отец говорил едва слышно, словно боялся потревожить мамину счастливую улыбку. Но несколько слов всё же прорвались: «…раковые клетки… Денис… операции мало…» Ирина вздрогнула, уронила кусок хлеба на пол и ощутила, как в животе всё сжалось болезненным узлом.
Она быстро наклонилась, чтобы поднять хлеб, скрывая от родителей вспыхнувшие слёзы. Ей вдруг стало не по себе, будто весь уют осеннего вечера — уют, который мама так бережно создаёт тёплым светом в кухне и душистым запахом пирога, — раскололся на осколки. Внутри молнией промелькнуло одно воспоминание: тот случай, когда Денис, папин коллега, первым заметил её новый маникюр и тихо похвалил его. Пустяковая деталь, но тогда она покраснела пуще помидора. А сейчас сердце разрывалось: Не могу поверить, что он серьёзно болен. И как вообще я могла…
Под предлогом уставшего состояния Ирина ушла к себе. В комнате скользнула по глазам знакомая фотография: Денис с ней, когда они гуляли в парке пару месяцев назад. Она машинально потянулась к серой шкатулке в ящике стола и вытащила старое, слегка помятое письмо. Его обрывистые фразы: «Ты мне дорога… Я не должен… но не могу иначе…» Сверху припечатанный лёгким поцелуем голубой конверт. Ирина нервно касалась серебристого колечка на пальце, потом прижала письмо к груди, чувствуя горечь и вину.
Она позвонила подруге, но та только сердито пожелала забыть прошлое:
— Ир, тебе было семнадцать, а ему почти тридцать. Сначала всё казалось безобидным, теперь… Ну да, у тебя эмоции, но этот роман был обречён.
Ирина тяжело вздохнула в трубку. Слова подруги звучали жёстко, однако она понимала: у Ани просто нет другого способа её образумить. После разговора Ирина лежала на кровати, вглядываясь в потолок. Мысли прыгали от одного воспоминания к другому, оставляя жгучий след обиды и нежности.
Наутро, когда отец уехал на работу, она решилась подойти к маме:
— Ма, можно я сегодня пораньше освобожусь? У самой много дел. Да и мне… погулять нужно.
Мама, всё такая же лучистая, улыбается:
— Конечно, доченька. Только береги себя.
«Береги себя!» — эхом прозвучало у неё в голове. Она успела заметить, что мама что-то понимала, но, кажется, намеренно не спрашивала лишнего. Ирина уже давно гадала, в курсе ли родные, что между ней и Денисом было больше, чем дружба. Теперь это имело смысл только для неё самой.
Она пошла на короткий прорыв: написала ему сообщение. Одно короткое: «Нам надо поговорить. Пожалуйста, я должна тебя увидеть». Не было ответа почти час, потом лишь одно: «В парке в шесть». Всё как раньше — немногословен, сдержан. Сердце стучало громко, пока она ехала в автобусе среди суетливых людей. За окном смазывались силуэты жёлтых деревьев: осень раскрашивала город в сумрачное золото, и Ирина думала, как легко иллюзии увядают, словно эти опадающие листья.
В парке она увидела его издалека. Под тонкой ветровкой он казался ещё худее, чем раньше, и Ирина ахнула, заметив серый оттенок под глазами. Он подошёл без улыбки.
— Привет, — сказал глухим голосом, в котором, казалось, скопилась целая вселенная усталости.
Она посмотрела на его руки. Когда-то эти руки обнимали её, и тогда всё было радужным. Теперь на пальцах виднелись сухие трещинки.
— Денис… я слышала про твой диагноз. Мне жаль.
— Похоже, твой отец уже успел разнести новости. Ну да, ничего удивительного… — Он отвернул взгляд. — Извини, но мне сейчас нужно сосредоточиться на лечении. Всё слишком серьёзно.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Она хотела сказать что-то, но горло перехватило. Наконец выдавила:
— Мне важно было тебя увидеть. Я… Ты не представляешь, как я корю себя за то, честно… даже за то, что испытывала к тебе. Сейчас всё смотрится по-другому.
— Да брось, — он коротко усмехнулся. — Наши чувства, которые были, давай не будем это идеализировать. Я вёл себя, как дурак. Считал, что многое смогу, а в итоге…
Он сделал паузу, окинул её быстрым взглядом. Листья шуршали под ногами.
— То, что ты мне дорога, не изменилось. Но я не вариант для тебя. И болезни тут даже не нужно.
Она шагнула ближе. Смесь жалости к нему и острой жалости к самой себе захлестнула её с головой. Хотелось вернуться в те вечера после работы, где он болтал с ней на отдалённой лавочке, угощал мороженым и смеялся при свете фонаря. Но реальность била под дых.
— Может, тебе помочь? Я могу поговорить с отцом, с врачами… Ты ведь не обязан делать всё в одиночку.
— Ира, — тихо произнёс он, — давай расставим точки. Мне предстоит трудный период. В лучшем случае удастся продлить время, в худшем… Я не хочу, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Понимаешь? Глупо привязываться сейчас ещё сильнее.
И всё же, несмотря на его бесстрастные слова, она ощутила слабое движение его руки, словно он хотел коснуться её пальцев. А она, осмелев, накрыла его ладонь своей и прошептала:
— Позволь мне попрощаться. По-настоящему.
Он глянул на неё, как на чудо, и вдруг придвинулся. Их поцелуй вышел тихим, почти призрачным. Ирина не понимала, зачем хотя бы на секунду старается зацепиться за то, что утрачивало смысл. Но не могла остановиться.
Позже она долго сидела на скамейке, проводив его глазами. На душе копилось какое-то горячее, почти болезненное чувство: смесь печали и свободы. Совсем рядом шумел фонтан, капли брызгались, транслируя ритм жизни, которой у них с Денисом уже не будет. Она прокручивала все разговоры, все улыбки и свою наивную уверенность в том, что такая любовь возможно выдержит всё — даже суровую реальность. Но теперь стало ясно, что нет.
Дома её встретил отец, уставший и молчаливый:
— Привет. Как прошёл вечер?
Она пожала плечами, стараясь скрыть дрожь в голосе. Мама была на кухне, приветливо кивнула и поставила на стол тарелку с супом. Свет в доме показался ярче обычного, словно высвечивал её внутренние противоречия.
— Я быстро поем и в комнату, хорошо? — коротко бросила Ирина, стараясь уйти от расспросов.
В своей спальне она присела на подоконник, прижалась лбом к холодному стеклу и глядела на тёмный двор. Внизу мерцали уличные фонари, бросая тусклые блики на листья, которые кружили по ветру. Ирина вертела кольцо на пальце: оно стало вдруг более тяжёлым, чем прежде, хоть и весило сущие граммы. Никаких эксцентричных жестов, никаких громких обещаний… Только понимание, что любовь иногда застаёт нас врасплох и исчезает так же внезапно, а жизнь даёт болевые уроки.
Она всё-таки решила не снимать кольцо. Теперь оно будет символом того, что она взрослеет, понимая: порой любить — значит отпускать и не ждать ничего взамен. Да, семнадцать лет — время лёгких мечтаний, а попала она в жёсткий водоворот слишком рано. Но ведь это и есть взросление — ломка иллюзий, обретение новых смыслов.
Утром, глядя на себя в зеркало, она заметила нелёгкую, но твёрдую решимость. Отсюда и вопрос: что теперь? Как жить, зная, что он болен, что всё может оборваться в любой день? Вопрос без ответа. Однако именно этот вопрос делал её сильнее. Она вышла из комнаты, совсем тихо потопала к столу, где мама уже готовила завтрак. Отец дочитывал газету, откинувшись на стуле. Ирина решительно взяла чашку чая, помолчала и посмотрела на родителей благодарно. Впереди были новые дни. При всём ужасе происходящего она вдруг почувствовала, что в ней зарождается умение ценить каждый миг.
И всё равно в голове звучало заключительное эхо: Что теперь будет со мной и с теми, кто не пережил любви? Неизвестно. Но она готова шагнуть в эту неизвестность не с отчаянием, а с тихим уважением к собственному сердцу и к жизни, которая иногда дарит встречи, обречённые с самого начала.
