Иван поправил сбившуюся вязаную шапку и толкнул дверь кладовки, отчего она жалобно скрипнула, словно и сама устав от многолетних дачных забот. В нос сразу ударил запах солёных огурцов и прокисших остатков позапрошлогодних заготовок. Он окинул взглядом бесконечные ряды закрученных банок, вздохнул. Количество было таким, что никому не снились столь грандиозные запасы. «Ради чего всё это?» — думал он, и плечи опустились ещё ниже.
Жена, Галина, весь год твердила об огороде, о новых сортах томатов и о «правильной» рассаде. Он помнил, как прошлым летом у них пропало столько недоеденных кабачков, что сокрушаться об этом было уже просто смешно. Тридцать банок кабачковой икры, мягко говоря, оказались не всем нужны. И всё-таки она не переставала выписывать новые семена. Иван морщился от каждой их покупки, словно от зубной боли, потому что знал: всё пойдёт по кругу, а таскать тяжёлые ящики придётся именно ему.
В тот вечер он ещё раз оглядел эту «продовольственную империю» и, вздохнув, вышел в коридор. В уголке стояла стопка мелких коробок, только что привезённых курьером. По виду они были невесомые, но в ощущениях Ивана — неподъёмные. Подоспела и Галина: весёлая, азартная, с горящими глазами. И тут у него внутри что-то лопнуло.
— Галка, хватит! — сорвался он. — Ты хоть понимаешь, сколько денег уходит на все эти семена и «чудо-опрыскиватели»? Я уже не говорю про инвентарь и… спину свою я тоже в расчёт беру, можно?
— Но ведь в прошлом году мы отдали часть урожая соседям, помогли людям! — Она говорила без тени сомнения.
— Да уже не только соседям, но и дальним их родственникам всё раздали. И всё равно полбочки на компост пошло. Куда ж ещё больше сеять?
Она промолчала, приглушённо что-то бормотнула, будто не желая спорить всерьёз, однако напряжение осталось висеть в воздухе. Иван вдруг ощутил резкую боль в пояснице. От усталости и постоянного холода в этом доме спина ныла почти непрерывно, но сейчас будто заныло с особой силой.
Наутро он умудрился снова слечь: встал с кровати и едва не упал, так молнией прострелило поясницу. Жена проснулась, но вместо того чтобы посочувствовать, поспешно откинула одеяло и побежала к лоткам с рассадой. Она только и крикнула на бегу: «Ты лежи, я потом загляну!» — и ушла, полностью погрузившись в замер семядолей и выбор лучшей почвенной смеси. Иван понял, что его боль отступает на второй план: семена и ростки, похоже, нечто первостепенное.
Днём заглянул сосед Пётр, деревенский «гуру» огородных дел, и Галина радостно обсуждала с ним нюансы качественных удобрений, а Иван стоял в стороне, прислонившись к косяку. Однако Пётр, увидев, как Иван криво держится, по-своему прокомментировал:
— Эх, Вань, да тебе самородок достался, береги такую жену. Не у каждой такой задор! Скоро вы тут, глядишь, горазды будете бахчи с арбузами высаживать.
Иван в ответ только криво усмехнулся. Он чувствовал себя чужим в этой истории. Что они в итоге делают с этими тоннами овощей и банками консервации? Да и спина его не идиотка — она не бесконечный ресурс.
Неделю спустя случилась буря. Для Февраля было необычно, но ветер сорвал часть плёнки с парника, а снег забил оставшуюся часть рассады, которую они попытались перенести ближе к окну. Иван не заметил вовремя порыв ветра и не успел укрепить заслонку. Галина ворвалась в дом, чуть не плача:
— Ты ведь обещал подстраховать всё, когда я уезжала в аптеку! Почему не сделал? Теперь половина рассады насмарку!
— У меня всю ночь спина болела, я чуть ходил. Каким боком я должен был… — он остановился, видя, как жена безнадёжно смотрит на поломанные ростки.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
К вечеру конфликт вспыхнул с новой силой. Галина сказала, что раз он не помогает, то и жаловаться на излишки потом не имеет права. Иван слушал, весь сжимаясь от несправедливости. Так выходило, что если он не успевал присмотреть за её «богатством», становился виноватым, а если пытался остановить её в очередных посевных планах, его упрекали в равнодушии к общему делу.
Поздней ночью он ходил по дому кругами, пытаясь унять боль и тихо выругиваясь, чтобы не разбудить жену. Мысли не давали покоя: «Почему я должен ощущать вину, если сами мы не можем съесть всё выращенное? Зачем нам тонны огурцов, если мы каждый год выбрасываем половину? И зачем расходовать последние деньги на дурацкие семена, когда можно было заняться чем-то другим?» Он злился, но понимал: Галина не отступит. Для неё выращивание стало не делом пропитания, а чем-то вроде страстного увлечения.
На следующее утро Иван всё же вышел в огород, скованный болью и злостью. Сгребал сгнивший снег, подчищал остатки веток и холмов, куда ветром наносило землю. Каждое движение отзывалось спиралью боли в пояснице, но упрямо продолжал. Он слышал, как жена благодарно что-то приговаривала из-за его спины, кормила кур и уже раскладывала новые пакетики с семенами на parapet окна. Мелькнула мысль: «Ну хоть увидит, что делаю не из праздного интереса, а потому что хочу, чтоб она не надорвалась!» И тут же горький смех внутри: «Если надорвусь я — будет обиднее, да?»
Вкручивал в землю сломанные колья, рукой стирал пот со лба. Вспомнил, как в прошлом году они радовались первым красным томатам. Галина буквально сверкала от гордости, а он тогда по-настоящему почувствовал вкус собственного труда. Однако сейчас понимал: подобная радость быстро прошла, а картошка потом сгнила, огурцы завяли, и бесконечные ящики заняли так много места в кладовке, что дышать было нечем.
Когда огород был хоть немного приведён в порядок, Иван сел на выцветший стул у крыльца. Галина подошла, присела рядом. Она что-то тихо говорила о новых сортах помидоров, о том, как это спасёт их от дорогих продуктов в магазине. Иван слушал, но чувствовал, как в груди накапливается стеснений ком. Наконец выдохнул:
— Я не против выращивать, Гал. Я против того, что всё ложится на мои плечи. И против нашей безмерной нагрузки. Мы не можем всё успеть. Я хочу и отдохнуть. И ещё… ненавижу чувствовать, что всё напрасно.
Она молчала, глядя в сторону соседского дома. Потом кивнула:
— Мне просто кажется, что мы должны чем-то заниматься, не сидеть без дела. А когда вырастает урожай, я чувствую, что мы не зря.
— Но радости нет, понимаешь? Нет радости, если я хожу согнутый и мы вместе ссоримся. Ведь ты видишь, я уже не могу носить тяжести. И ты тоже устаёшь, а молчишь.
От этих слов её глаза увлажнились, и Иван понял, что не один он страдает — просто Галина цепляется за огород, как за единственную уверенность в жизни. Она тихо обняла его и сказала:
— Я не хотела, чтобы ты мучился. Наверное… надо найти золотую середину. Может, сократим грядки? Оставим только то, что реально сможем съесть.
Он не знал, наконец ли это согласие или очередная слабая надежда на перемены. Но в груди немного полегчало: он вдруг ощутил, что им обоим нужно признать свою часть вины, а главное — научиться договариваться. Пока снег окончательно не растаял, есть время понять, что именно они посадят этой весной и хватит ли им терпения, чтобы не перегнуть. И зачем им столько банок, если радость исчезает под грудой лишней работы.
Потом они помолчали, слушая, как ветер срывает остатки снега с веток. Галина коротко улыбнулась, и Иван тоже улыбнулся в ответ, первый раз за несколько месяцев чувствуя, что они ещё могут быть вместе — без ощущения пустого бремени и постоянной борьбы за урожай, от которого не остаётся ни сил, ни простого семейного тепла.
