Лейла лежала на узком кушетке, таращась на чёрно-белый экран. Резкое движение датчика — и сердце застучало так, словно услышало собственное эхо. Врач молчал, чуть прищёурив глаза, а она вглядывалась в чужеродную картинку, пытаясь принять неумолимую реальность: она беременна. Её руку вдруг скрутило дрожью.
Как я могла так ошибиться?
Она уже давно чувствовала недомогание, но списывала всё на банальные стрессы. И вот сейчас, в тишине кабинета, настигло настоящее смятение. Страх шевелился в груди, словно хотел вырваться наружу. Казалось, что врач вот-вот что-то скажет осуждающе, но тот лишь кивнул и попросил одеться. Слова застряли в горле, а в голове была одна мысль: вся жизнь больше не будет прежней.
Она вышла из кабинета, прижимая к животу пухлый конверт с результатами УЗИ. Ноги подкашивались, ветер с улицы обжигал кожу, хотя день был тёплый. И вдруг Лейла поймала себя на том, что ей ужасно стыдно. Не перед врачами или случайными прохожими, а перед строгими родителями, которые верили, что их пятнадцатилетняя дочь не принесёт позора в семью.
— Алло, это я, — голос подруги, всегда быстрый и уверенный, раздался в телефоне. — Слушай, все в курсе, что ты «в положении»? Значит, не надумала ещё… ну, ты поняла?
Лейла поначалу не поверила своим ушам. Откуда все знают? Ей казалось, что никто не заметит, пока она сама не признается матери — или отцу. Сердце сжалось в горькой обиде.
— Кто всем рассказал? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие, но голос предательски дрожал.
— Да так… кто-то случайно проговорился, и теперь полгорода судачит. Знаешь же, у нас по щелчку всё разлетается.
Она выключила телефон и прижала к груди старенький кожаный блокнот — свой дневник. Именно туда записывала самые тайные мысли, когда не находила слов, чтобы сказать их вслух. Сейчас страницы, исписанные тревогами и маленькими желаниями, тянули в неведомую глубину: Зачем я все это сделала? Почему не остановилась вовремя? Как им сказать?
Спустя полчаса она сидела на детской площадке возле дома и смотрела, как малыши катаются с горок, будто жизнь — бесконечный праздник. Сглотнув комок, она представила: а вдруг и её малыш будет тут бегать, смеяться, плакать. Но готова ли она сама стать матерью?
— Лейла, ну это же невозможно. Ты же знаешь, что есть клиники… — подруга вновь была непреклонна, когда они встретились после уроков.
— Я не могу решиться, — выдохнула Лейла. — Кажется, решение уже принято за меня. Или я ошибаюсь…
Чуть помедлив, прикусила губу и отвела взгляд. Глаза подруги смотрели жёстко, без намёка на сочувствие — только холодное рассуждение взрослой, которая точно знает, что делать с «проблемой».
По пути домой Лейла остановилась у витрины детского магазина. Маленькие человечки, мягкие игрушки, крошечные носочки — всё это обожгло внезапной волной тоски. Какую жизнь она даст ребёнку? Где взять столько сил и смелости? Ещё не сказалась главная страшная правда: она сама до конца не знала, кто отец. Эта мысль мучила её почти каждую ночь, но в дневнике она так и не решилась об этом написать.
Когда наступил вечер, Лейла вошла на кухню, застала родителей за разговорами про институт, про то, как они копят ей на учёбу в другом городе. При виде дочери мать улыбнулась:
— Как прошёл день, Лея? Учителя не мучили?
От этого ласкового взгляда захотелось кричать и рыдать. Она почувствовала, как дрожат руки. Нет, не сегодня. Она не смогла выдавить ни слова и стремительно вышла из комнаты, затворив за собой дверь, чтобы не выдать себя.
Всю неделю она искала подходящий момент: то отец устал после работы, то мать уехала в деревню к тёте, то сама Лейла не находила нужных слов. Время будто тикало в голове громче, чем часы на стене. Вечерами она писала в дневник, стирала, снова писала.
«Расскажу всё завтра. Постараюсь не плакать. Может, они меня простят?»
Однажды вечером родители в гостиной обсуждали:
— Наша девочка поступит, выберет хороший факультет, — говорил отец так уверенно, что сердце Лейлы сжалось. — Она у нас умная.
— Абдул, — мать вздохнула, — дай ей самой что-то решать, она ведь тоже человек со своими мыслями. Но да, конечно, мы хотим ей лучшего будущего.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Лейла стояла в коридоре, прижавшись к стене, словно преступница. Она слышала каждое слово. Они и представить себе не могут…
Страх не отпускал, но больше Лейла не могла жить в постоянной лжи. Она уселась на пол, вытянула из сумки дневник и чуть склонила голову, словно хотела спрятаться за обложкой. Дыхание сбивалось, хотелось бежать куда-нибудь, где никто не знает про её беременность. Но ведь бегство не решит проблемы.
Ночью она не спала. Утром, когда отец ушёл на работу, Лейла застала мать, занятую приготовлением завтрака. Дрожащим голосом заговорила первой:
— Мам, я должна тебе сказать…
Та повернулась, смахнула с лица прядь волос.
— Что-то случилось? Эй, дочка, ты не заболела?
— Нет, — Лейла сглотнула, — просто я… я беременна.
Мать застыла на месте. Словно горячая сковорода выскользнула из рук:
— Что? Что ты сейчас сказала?
— Мам, прости… я не хотела так… Всё случилось.
— И кто отец? — спросила она сдавленным тоном.
В этот момент настали долгие секунды молчания, в которых пространство казалось плотным, как бетонная стена. Лейла не знала, как объяснить, что сама в растерянности. Слёзы рвались наружу — она не смогла сдержаться.
— Я… не до конца уверена, — прошептала сквозь всхлипы.
Мать прикрыла лицо руками. Словно что-то разрушилось в ней. Слышались только тягучие рыдания, а из окна тянуло холодным ветерком. Так прошло минут пять, пока она не заговорила снова:
— Господи, Лейла… Как мы скажем отцу? Что я теперь скажу всем? — в её голосе звучала не только злость, но и бесконечная усталость.
В этот день всё перевернулось. Когда отец вернулся, мать проговорила с ним за закрытой дверью — голоса то повышались, то стихали. Казалось, что стены трещат от напряжения. Лейла сидела в коридоре, обхватив колени, и читала свои старые записи в дневнике о том, как мечтала доказать, что она взрослая, способная принимать решения.
Теперь наивные строки обжигали сильнее всяких упрёков.
Наконец родители вышли. Отец глядел из-под бровей, словно отражая горький упрёк и страх:
— Садись. Поговорим.
Они сидели за столом молча, только ранние сумерки поджимали синие тени под окнами. Мать первой нашла в себе силы:
— Знаешь, мы не сможем изменить того, что уже есть. Тебе придётся решать, что дальше. Мы не бросим тебя, но… — она вздохнула так, будто воздух стал тяжёлым. — Придётся как-то объяснить всё родственникам.
Лейла вытерла слёзы, осознав, что, несмотря на гнев, родители всё же рядом. Они выглядели сломленными. И осознание собственной ответственности за их боль терзало её изнутри.
Взгляд отца был холоден, но в нём сквозила неприкрытая тревога:
— Когда выяснишь, кто отец, нужно будет поговорить и с ним, и с его семьёй. А пока учись. Мы подумаем, как жить дальше.
Лейла сжала в руках свой дневник, ощущая, как внутри вспыхивает новое чувство: она всё-таки не одна. Пусть это боль, разочарование и обида, но это ещё и горький шанс на перемены. Она встала, не скрывая слёз, чувствуя непривычное смешение мучительного страха и подспудной надежды. Мне придётся стать сильнее, чем я думала.
Она вышла из кухни и направилась в свою комнату, аккуратно положила дневник на стол. И впервые за многие недели её рука сама потянулась к чистой странице. Будущее пугало больше всего на свете, но вместе с тем давало странное ощущение, что теперь её слова и поступки будут звучать по-настоящему.
«Я приму это, даже если будет страшно», записала она, выводя неровные буквы.
