Когда его мама позвонила, я поняла, что любовь — это не всегда счастье

Полина стояла у самой сцены, хотя обычно терпеть не могла толчеи в зале. Громкая музыка ровно била в виски, а сердце прыгало, как подпружиненное. Кто-то сзади случайно задел её плечо, и она обернулась — перед ней стоял высокий парень с мальчишеской улыбкой. Посторонился, неловко извинился и снова посмотрел на сцену. В тот миг ей вдруг захотелось задержать его взгляд.

Она только недавно пережила развод и пришла на этот концерт почти назло себе: «Почему нет? Буду делать, что захочу, и точка». Случайная встреча с незнакомцем не входила в планы, но получилось так, что после каждого громового аккорда они невольно сталкивались локтями, перешёптывались и понимали, что нравятся друг другу. Звали его Егор, и он только что закончил второй курс в университете. Полину поначалу резануло это «второй курс» — ведь ей было уже за тридцать, у неё за плечами неудачный брак и куча сложных эмоций. Однако Егор оказался столь заразительно беззаботным, что она усмехнулась самой себе: «А что, собственно, страшного? Просто пообщаюсь…»

После концерта они долго бродили по набережной, поглядывая на огни ночного города. Ветер трепал её тонкую блузку, и Егор предложил пойти куда-то погреться. Они зашли в круглосуточное кафе, взяли горячий чай, а потом смотрели друг на друга так, будто в мире не существует ни серьёзных разниц в возрасте, ни осуждающих взглядов. Полина смеялась — громко, искренне, как давно уже не смеялась. В какой-то момент она поймала отражение Егорова лица в стекле окна и почувствовала давно забытый трепет.

— Когда я увидел тебя у сцены, — сказал он, — решил, что рискну заговорить. Думал, спрошу хотя бы, какая песня тебе больше всего понравилась.
— И какая же?
— Да я даже не расслышал, но… — он смутился и тряхнул своими кудрями, — просто хотел тебя узнать.

Тем летом они виделись чуть ли не каждый вечер. Гуляли по паркам, пробовали новые места в городе, дурачились. Полина настроение ловила жадно, будто наверстывала упущенные годы. От недавних тяжёлых воспоминаний о разводе оставался только горьковатый привкус. Дома на трюмо лежало старое серебряное кольцо — тот злосчастный символ прошедших отношений, к которому она и прикасаться не хотела. Но иногда память всё равно жалила, напоминая, сколько боли было в прошлом.

Как-то раз вечером, когда они с Егором сидели на её балконе, слушая городские звуки и наслаждаясь тёплым ветром, Полина звонила подруге:
— Представляешь, он младше меня на двенадцать лет, но я не чувствую этой границы! — говорила она, чуть хрипловатым голосом.
Подруга что-то тихо возражала, предлагала «не делать глупостей», но Полина отключила телефон со словами: «Это моя жизнь».

Однажды около полудня Полина щурилась на солнце и наслаждалась утренним кофе, когда вдруг телефон зазвонил. Номер неизвестный.
— Алло?
— С кем имею честь говорить? — строго спросил женский голос.
— Извините, кто вы?
— Это Марина, мама Егора. Похоже, нам нужно серьёзно поговорить.

Полина застыла, не зная, что ответить. Женщина на том конце провода начала тихо, но злобно говорить о том, что её сын «умудрился вляпаться в отношения со взрослой тёткой» и что такая «авантюра» Егору только во вред. Слова летели одно за другим; угроза была скрыта, но ощущалась очень отчётливо. Завершилось всё повелительным:
— Оставьте моего сына в покое! Вы сама взрослая, должны понимать, куда заводите его жизнь.

Полина положила трубку и долго сидела, чувствуя, как кровь стучит в висках. При всём желании сохранить спокойствие ей не удалось. Она сорвалась в слёзы, крича в пустоту квартиры о том, что это вовсе не какая-то «хитроумная уловка», она ничего дурного не планировала. «Да и как я могла предугадать, что наша встреча на концерте превратится во что-то серьёзное?» — спрашивала себя. Но тихой защиты от телефонного шёпота с обвинениями не существовало, и в груди образовалась сковывающая тревога.

Егор, узнав об этом звонке, нахмурился и выругался.
— Всё воображает, что за мной надо присматривать, — пробормотал он.
— Я не хочу лезть в ваши семейные отношения, — тихо сказала Полина.
— Да не переживай ты так. Я сам разберусь. Я очень благодарен ей, но жить я сам научился. Тебя не брошу, если что.

Слова Егора были трогательны, но внутри у Полины росло ощущение близящейся бури. Она уже сталкивалась с недоверием, осуждением, попытками управлять её жизнью. После звонка матери Егора снова и снова прокручивала в голове: «Что, если все эти отношения только иллюзия моего спасения? А потом я опять окажусь в одиночестве, только с новыми шрамами…»

Первое время ей хватало порывов юной страсти. Они по-прежнему встречались, обнимались под звёздами, переходили от смеха к нежности и будто пытались забыть, что над всеми этими милыми сценами нависает неприязнь, исходящая из семьи Егора. Но с каждым днём ощущение, что стены сужаются, становилось невыносимей. Как-то Егор признался:

— Папа настроен ещё жёстче, чем мама. Он обещал приехать и «поговорить по-мужски» с тобой. Я не хотел тебе говорить, но, видимо, лучше быть честным.
— Я не скрывалась, — ответила она, стараясь звучать спокойно. — Но мне не хочется новых разборок.
— Полина, мы справимся, — выдавил он, однако лицо у него напряглось, и этот вид говорил больше, чем слова.

Вскоре отец Егора, взяв в союзники мать, действительно отыскал Полину. Происходило это на одной из её вечерних смен: она помогает подруге в маленьком арт-кафе, выходит на подработку, когда у той не хватает персонала. Кафе было почти пустое, в углу мерцали аккуратные свечи. Мужчина вошёл, глядя вокруг, словно вымеряя обстановку. Подошёл, спросил негромко:

— Ты та самая Полина?
— Да, — тихо сказала она.

Он без предисловий сказал, что «не верит в искренность её чувств» и что «нет будущего у этих отношений», потому что слишком велика разница во всём — во взглядах, в возрасте, в опыте. Под конец добавил, что любит сына, и готов на всё, лишь бы спасти его от ошибки. «Не ломай его жизнь», — произнёс он, и в глазах у него мелькнула странная смесь отчаяния и злости.

Пока Полина собирала чашки, она услышала, как отец Егора вышел, громко хлопнув дверью. На секунду ей подумалось: «Что я всем им плохого сделала?» Но потом в ней вдруг вспыхнуло понимание: этот воинственный напор не из чёрного умысла, а потому что люди боятся за сына. Снова появилось то знакомое чувство вины — будто бы своей любовью она ставит в неловкое положение не только себя, но и молодого парня, который еще сам не уверен, куда идёт.

В эту ночь Егор пришёл сюда же, дождался, пока она закончит смену, и они вместе вышли в темный переулок. Улица казалась безлюдной, фонари освещали только клочки асфальта. Он взял её за руку, и в нём чувствовалась растерянность.

— Мне жаль, что всё так вышло, — проговорил он. — Я пытался объяснить им, но они словно не слушают. Не знаю, что ещё сделать…
— Твой отец меня нашёл, — призналась она. — Я подумала, что всё это стало слишком тяжёлым бременем для нас обоих.
— Полин…
— Послушай, а чего мы хотим? Может, нам пора остановиться? — От собственного вопроса ком в горле, но слов уже не вернуть.
— Нет! Я не хочу… — он замолчал, ищущий взгляд. — Прости, я просто не знаю, что ещё можно…

Она почувствовала, как щемит сердце. Столько надежд и одновременно столько проблем. Раньше она считала, что именно в этих отношениях найдёт своё восстановление, освободится от груза старых обид. А теперь всё стало похоже на новый кошмар, только уже с другим сценарием.

— Я уже была зависима от чужого мнения, — произнесла она. — Была в браке, где… в общем, поняла, что значит жить не своей жизнью. Я не хочу заново в это входить.

В тишине она ощутила привкус летнего ветра на губах. Егор крепко прижал её к себе. Она слышала, как колотится его сердце, но понимала, что всё катится к неизбежному финалу. Слишком много боли притаилось по углам, и сейчас оно выплеснулось, захлёстывая до потери дыхания.

Наутро она нашла в своём телефоне сообщение:
> «Прости. Я люблю тебя, но, похоже, все против нас. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Надеюсь, однажды ты станешь самой счастливой».

Она перечитывала эти строки почти весь день, не зная, как ответить. Вечером всё же написала лаконичное: «Спасибо тебе за всё. Прости меня тоже». И надолго уставилась на экран, пока мир вокруг замирал.

Прошёл месяц. Полина думала, что окончательно выплакала всю горечь, когда вдруг у порога квартиры раздался тихий стук. Это был он. Без предупреждения, без звонка. Сказал, что уезжает к родственникам в другой город, что, может, там студенту будет легче «начать с нуля».
— Прости, — добавил он. — Я хотел бы остаться, но мы только ломаем друг друга.

Её словно током ударило. Она кивнула, хотя иуздавала дрожащий звук, похожий на тихий стон.
— Прощай, Егор.
Он сжал руку, потом разжал. Их взгляды на миг пересеклись, будто в последний раз, и он ушёл, растворившись в лестничном пролёте.

Позже в тот вечер отец Егора позвонил ей. Голос у него звучал отрешённо, без прежней вражды:
— Он улетает к тёте завтра. Надеюсь, вы меня поймёте и не будете винить.
Она промолчала, и в ответ услышала тяжёлый вздох. Линия оборвалась.

Полина долго сидела в темноте, смотрела на унылый свет фонарей сквозь стекло балкона и вспоминала, как недавно вместе с Егором любовалась ночным небом. Теперь всё казалось чужим. Да и она сама будто стала другой. Подумала о серебряном кольце, о разводе, о разбитых иллюзиях. И вдруг почувствовала не угасающую боль, а какую-то тихую ясность: «Я наконец сама решаю, куда пойду дальше».

Позже, когда прогремел гром и зарядил неожиданный летний ливень, она отворила окно. Встретила на балконе холодные дождевые капли, провела рукой по мокрому подоконнику. Потом вдруг рассмеялась — от облегчения, как будто выдохнула тяжесть, которая давила всю её жизнь.

В этот миг раздался звонок. Полина вздрогнула, решив, что это Егор. Но на экране высветилось имя старой подруги.
— Алло! — чуть встревоженно сказала она.
— Ну что, как ты там? — послышался взволнованный голос. — Хочу узнать все подробности.
Полина провела пальцем по волосам, прикрыв глаза от мокрого ветра.
— Знаешь… поначалу было сложно. Я месяц почти не спала. Но, кажется, сейчас готова жить заново.
— Расскажешь, когда увидимся?
— Обязательно.

Она выключила телефон и приблизилась к окну. Дождь ослабел, пропуская свет далёких звёзд, едва заметных в чёрном небе. Полина всмотрелась в эти мерцающие огоньки, и сердце кольнуло тёплой надеждой. Никто больше не будет диктовать ей, как чувствовать, и не придётся мимо своей воли превращаться в невольницу чужих страхов.

Всё, что у неё было: собственная свобода, опыт, шрамы и жажда наконец-то жить той жизнью, которую она сама выберет. И в этот короткий миг, когда летняя ночь перешла в первые минуты рассвета, она улыбнулась так, будто впервые видела новый день.