Звон разбившегося стакана обрушился на тишину, как внезапный окрик в пустом зале. Анна вздрогнула, резко обернулась и машинально схватилась за запястье со старым шрамом. Все эти осенние вечера в квартире, где задержался дух прошлых обид, стали для неё невыносимы. Она будто услышала в дребезжании осколков собственное сердце, расколовшееся когда‑то от боли.
Сердце, в котором ещё недавно кипел гнев, а теперь осталась усталая подавленность. Телефон тихо вибрировал на столе, выводя на экран сообщение от Зои, её коллеги: «Видела, твой бывший с новой девчонкой! У них всё серьёзно, кажется». Анна застыла, всё внутри опять защемило. Словно кто-то откручивал краник воспоминаний и выпускал наружу горькие кадры: упрёки, разговоры, в которых она тщетно пыталась достучаться до того, кто никогда не собирался меняться.
Она уставилась на фотографию, лежащую рядом — там они были счастливы, или лишь казались таковыми. Подавшись неведомому порыву, Анна дотронулась до лица бывшего, потом улыбнулась самой себе: какой же наивной она была.
На секунду захотелось выбросить этот чёртов снимок, выбросить из головы всю историю. Но обида, а может, тоска, приказывала оставить фото на столе. Странно, ведь я знаю все эти механизмы защиты как психолог, но сама проваливаюсь в пустоту. Она смахнула со щеки непрошенную слезу и поднялась, чтобы собрать осколки стакана. Острые кусочки, словно крошечные янтарные льдинки, безжалостно напоминали о том, насколько хрупки отношения.
Во дворе её дома постоянно бегала парочка с монументальными надписями о вечной любви на спине их старенького авто. Анна злилась на них, а иногда и завидовала, никак не решив, что сильнее. Сама она предпочитала уединённые утренние пробежки по промокшим аллеям, где дождь смешивал запахи сырой листвы и холодного ветра. Именно в такие моменты ей хотелось вновь чувствовать тепло, которое когда-то исцеляло и одновременно уничтожало её.
Возвращаясь с пробежки, Анна часто замечала соседей: они рисовали цветные сердечки мелками прямо у подъезда или писали цитаты из песен, где каждое слово отдавалось в душе глухим эхом. Подруга и коллега, та самая Зоя, не уставала охать и убеждать:
— Ань, пора уже жить дальше, — повторяла она каждый раз, когда встречала хмурую Анну в коридоре офиса. — Ты ведь знаешь, что нельзя вернуть то, чего не было.
Анна отвечала рассеянной улыбкой. Весь рабочий день она усердно помогала клиентам выбираться из их собственных трясин сомнений, из их нарциссических отношений и болезненных историй. И при этом закручивала гайки своей собственной боли, загоняя её глубже в мысли, которые вылезали шипами по ночам.
Однажды днём она зашла в кафе рядом с работой, чтобы взять привычный латте после сеанса. И вдруг — в полутьме небольшого зала увидела знакомый профиль. Он сидел спиной к ней, и всё внутри Анны похолодело. В нём, в его сутулых плечах и легкомысленной посадке головы, она безошибочно узнавала того самого «бывшего». А напротив — девушка красиво улыбалась, поправляя тёмные локоны и аккуратно дотрагиваясь до его руки.
Прежде чем Анна успела осознать, что делает, она попятилась к стеклянной двери и вышла под моросящий дождь. Всё небо словно разверзлось в этот миг. На душе стало сыро и тягостно, а внутри ворочались незакрытые страницы прошлого. Вот так выглядит его счастье, подумала она. И почему я до сих пор ощущаю себя несостоявшейся тенью рядом с ним?
Вечером Анна включила телефон и увидела бесконечные сообщения от Зои. В них всё те же фразы: «Я за тебя переживаю», «Он не стоит твоих слёз», «Займись чем-нибудь новым». И большие, эмоциональные смайлы, от которых Анну пробирало легкое раздражение. Зоя, конечно, хочет подбодрить, но странновато всё это звучит, когда душа на взводе. Анна уже знала: Мне надо что-то менять, потому что дальше так жить нельзя — это понимание дошло до неё не через книги и лекции, а через собственные тихие слёзы и боль в груди по ночам.
Первое, что пришло в голову: попробовать живопись. С возрастом Анна позабыла, как любила в школе рисовать, и решила вернуться к скетчам и краскам. На следующий день она записалась на занятия в городской художественный кружок. В просторном светлом зале стояли мольберты, пахло краской. Пожилая преподавательница с колоритной косынкой на плечах кивнула Анне в знак приветствия и указала на свободный угол. Там уже мелькали разные люди: от студентов до глубоко пенсионного возраста, каждый — со своей жизненной историей, пытающийся вылить переживания на холст.
Анна взяла кисть, смешала краски и попыталась передать осенний горизонт. Но движения рук выходили резкими, штрихи становились резкими, как будто в каждом мазке она выплёскивала внутренний протест. Наконец, она устала от собственной скованности, бросила кисть на подставку и выругалась про себя.
— Не сердитесь на себя, — негромко произнесла преподавательница, подходя ближе. — Мы ведь не картины красивые пишем, а свою правду. Всё, что хочется сказать, лучше сказать через рисунок.
— Да я и не сержусь, — пробормотала Анна, слишком уставшая, чтобы врать уважаемой женщине. — Просто я… сама себя не понимаю.
В тот же вечер она позвала Зою в небольшой ресторанчик с мягким светом, где обычно проходили вечеринки для тех, кто любит душевные разговоры. Анна думала, что сможет без сопротивления выслушать подругу, но всё пошло не так. Измученная работой и своими мыслями, она напряглась, стоило Зое заговорить:
— Забудь этого человека, Анют. Ты давно уверяла, что он — типичный нарцисс. К чему вспоминать?
— Зоя, не учи меня, — вырвалось у Анны обиженно. — Хватит вечно говорить, что у меня всё не так. Я сама знаю, что пора дальше жить.
— Тогда живи! — подруга вскинула руками. — А ты только и делаешь, что жалеешь себя.
Анна промолчала. Она смотрела подруге в глаза и чувствовала, как напряжение между ними растёт. Обычные слова, призванные помочь, больно билось о её собственные внутренние барьеры. Ей вдруг стало противно, что все вокруг уверены, будто она сдалась: Да я просто пока блуждаю, захотелось ей объяснить, но слова застряли в горле.
Дома, уставшая, она медленно сняла пальто и села на пол рядом с книжными полками. Кривой свет уличного фонаря пробивался в окно, выхватывая контуры её осунувшегося лица в зеркале напротив. Cтолько месяцев прошло, а она всё никак не может отпустить тот эпизод, где хотела «перевоспитать» кого-то, переделать под свои запросы.
Воспоминания вели её к тому дню, когда она первый раз умоляла его пойти с ней к психологу, поговорить о будущем, перестать вести себя инфантильно. Он тогда только ухмыльнулся и ответил: «Зачем мне меняться? Всё нормально, это у тебя проблемы». Вот так и получилось, что Анна потратила полгода, пытаясь доказать ему, что он обязан эволюционировать во что-то «лучшее». А он лишь отталкивал её снова и снова.
Ночью Анна ворочалась, её преследовали образы из прошлого: упрямые взгляды, обидные фразы, чувство бессилия, когда человек перед ней будто покрывался непробиваемым стеклом. Она проснулась на рассвете и решила: пора перестать сидеть в этом болоте. Курс по живописи хоть немного помог ей взглянуть на себя со стороны. А значит, нужно двигаться дальше — может, взять отпуск и куда-нибудь уехать?
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Она не сказала об этом никому, просто в один пятничный день после сеанса с клиентом направилась в свой любимый ювелирный салон (хотя и не планировала ничего покупать), а потом добралась до вокзала. От потрескавшихся колонн веяло сыростью, возле турникета толпились люди. В этой обстановке Анна вдруг получила уведомление в соцсетях: «Ваш бывший партнёр обновил фото профиля». Снимок был в ленте — он и его девушка, широкие счастливые улыбки, собака у их ног. Всё это будто встряхнуло Анну сильнее прежнего. К горлу поднялся комок.
Зачем ей видеть его улыбку именно сейчас? Ей хотелось отбросить телефон, но пальцы сами нажали на экран, открывая пост. Словно мазохист, она вдумчиво прочла подпись: «Новая глава жизни, счастлив, как никогда». Ладонь у неё сжалась, а по шраму на запястье будто пробежал колючий ожог.
На минуту Анна застыла в полумраке старого вокзала и подумала: «Меня сердит его новая счастливая версия. Но если он и вправду стал таким только с ней, значит, дело было не в нём, а во мне? Или он всё-таки и есть тот самый нарцисс, который просто нашёл другой объект обожания?» Мысли стремительно сменяли друг друга, и, наконец, Анна ощутила, что не хочет больше играть роль застывшей жертвы.
На следующий день она набралась смелости обратиться к коллеге-психологу, которая практиковала с ней в одном центре поддержки. Иногда и психологам нужна консультация, если они погрязли в собственной истории. Тёплый голос коллеги, спокойные вопросы про её внутренние ценности, про страх быть недолюбленной — всё это помогло Анне взглянуть в лицо своему главному страху: я не достойна любви, если не сделаю другого человека «идеальным».
Промежуточная ясность настала, когда Анна осознала всю нелепость своего упрямства. Она села вечером в гостиной, рядом с той самой фотографией — которая всё ещё лежала на столе, и вдруг начала вслух говорить о своих чувствах, словно обращаясь к тому, кто разбил её сердце:
— Я люблю тот образ, который фантазировала сама… и ненавижу настоящего тебя за то, что ты не соответствовал ему.
Признаться самой себе в этом оказалось чертовски больно. Но потом пришло странное успокоение. Засыпая, она уже не плакала, а тихо думала о том, что пора научиться принимать людей такими, какие они есть, не пытаясь перевоспитать никого по шаблону собственных потребностей.
А через неделю в дверь её квартиры раздался звонок. На пороге стоял… он. Рассеянно оглядывал её прихожую, словно пытаясь узнать, что изменилось.
— Мне надо кое-что тебе сказать, — произнёс он тихо.
Анна, не ожидавшая такого визита, молчала, сжавшись плечами. Он вошёл и замялся, поглядывая на её лицо.
— Я увидел, что ты ходишь на какие-то курсы рисования… и подумал, что мы могли бы пообщаться. Я не хочу, чтобы между нами оставалась та старая дрянь.
Анна прислонилась к стене пыльно-зелёного цвета, чувствуя, как вновь поднимается волна тревоги.
— Аами… Зачем тебе это? — прошептала она, пытаясь сохранить спокойствие.
— Хочу, чтобы мы расстались с нормальными чувствами, а не с ненавистью, — сказал он ровным голосом.
Слова звучали искренне, но Анна с трудом могла поверить своим ушам. Она старалась понять, действительно ли он пришёл проститься или ищет повод расширить своё эго, убедившись, что всё ещё власть имеет над ней.
— Мы расстались уже давным-давно, — проговорила она тихо. — И, если честно, мне больше нечего тебе сказать.
Он шагнул ближе, убрал руку в карман куртки.
— Ты правда ненавидишь меня?
— Да нет, — Анна дёрнулась уголком губ. — Просто я не хочу больше жить твоими ошибками и своими тоже. Конечно, когда-то я очень хотела, чтобы ты изменился. Считала, что всё в твоих руках, а ты был слишком упрям, чтобы признать: мы несовместимы.
Между ними воцарилось молчание. Шаги соседа за стенкой казались оглушительно громкими. Он наконец произнёс:
— Ну, значит, прости, если можешь. Но я не сказал, что прихожу к тебе как к врагу. У меня всё нормально, жить можно. Просто, например, хочется иногда поговорить по-дружески.
Анна поняла, что уже не может и не хочет быть ему ни спасателем, ни психотерапевтом, ни тем более «бывшей, которая спасёт». Она стояла и смотрела ему в глаза: в них сквозило что-то похожее на смущение. И снова сразу возникал вопрос: А не игра ли это?
Глубоко вздохнув, Анна сказала ровно:
— Я не в обиде. Но мой путь с тобой закончился. Тебе не нужно спрашивать моего разрешения или прощения. Теперь я сама выбираю себя.
Он вздохнул, мельком улыбнулся углом рта — и, не найдя больше слов, повернулся к выходу.
Когда за ним захлопнулась дверь, Анна ощутила странную улыбку на своих губах. На душе стало легче. Может, эта беседа прошла неидеально, но она дала ей самое главное: понимание, что она больше не живёт в прошлом, и что у неё нет желания переделывать людей под себя.
Погода за окном оставалась дождливой, сквозь окна неслось мерцание вечерних фонарей. Анна подошла к столу, где всё ещё стояла рамка с той старой фотографией, прижала её к груди и произнесла твёрдо:
— Прощай.
Она открыла нижний ящик комода, убрала туда снимок и тихо закрыла ящик. Взгляд упал на кисти и баночку с акварелью — и в ней шевельнулся новый порыв. Если рисовать осень, можно использовать самые глубокие оттенки коричневого, оранжевого, жёлтого. И впервые за многие месяцы Анна ощутила, что в этом мире ещё достаточно тепла, чтобы преобразить любую боль во что-то прекрасное.
Скрипнув дверью, она вышла на лестничную площадку. В подъезде по-прежнему витала шумная нежность соседской пары: тот самый огромный рисунок сердечка на стене, полустёртый, но всё ещё заметный. Анна провела по нему ладонью. Больше ей не было обидно, что сердечко чужое: когда-то своё сердце она держала в ловушке. Теперь ей хотелось распахнуть его навстречу самой себе.
Она оглянулась на щеколду двери, улыбнулась уголками губ и отправилась вниз по лестнице, точно зная, что завтра утром снова выйдет на пробежку, покрасит осенний пейзаж на холсте и возьмёт себя в руки — без тоски и без недостижимых иллюзий. Любовь, которую она искала, наконец-то начала прорастать в ней самой.
