Елена Васильевна никогда не думала, что в свои пятьдесят два года столкнется с таким откровением. Она всегда считала, что хорошо знает свою единственную дочь Машу. Но то, что она обнаружила сегодня, перевернуло все ее представления о жизни.
— Мам, ты чего так рано? — удивленно спросила Маша, застигнутая врасплох неожиданным приходом матери.
Елена Васильевна застыла в дверях, не в силах произнести ни слова. Ее взгляд был прикован к мольберту, стоящему посреди комнаты. На холсте красовался портрет обнаженной женщины, поразительно похожей на саму Машу.
— Это… это что такое? — наконец выдавила из себя Елена Васильевна.
Маша покраснела и попыталась закрыть собой картину:
— Мам, я все объясню. Это просто хобби…
— Хобби?! — воскликнула Елена Васильевна. — Ты позируешь голой? Это что за разврат?
— Да нет же! — возразила Маша. — Это автопортрет. Я сама себя рисую.
Елена Васильевна медленно опустилась на стул, чувствуя, как земля уходит из-под ног. В голове крутился вихрь мыслей и вопросов. Как она могла не знать, что ее дочь увлекается живописью? И почему Маша скрывала это от нее?
— Давно ты этим занимаешься? — тихо спросила она.
Маша вздохнула:
— Уже больше года. Я брала уроки по выходным, пока ты была на даче.
— Но почему ты мне не сказала? — в голосе Елены Васильевны звучала обида.
— Я боялась, что ты не поймешь, — призналась Маша. — Ты всегда хотела, чтобы я стала врачом, как ты. А я… я чувствую, что мое призвание — в искусстве.
Елена Васильевна молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Она вспомнила, как настойчиво убеждала дочь поступать в медицинский. Как радовалась, когда Маша, скрепя сердце, согласилась. И вот теперь…
— Почему обнаженная натура? — спросила она наконец.
Маша пожала плечами:
— Это сложнее всего. Если научишься рисовать человеческое тело, сможешь нарисовать что угодно. К тому же… это красиво.
Елена Васильевна внимательно посмотрела на картину. Несмотря на шок от увиденного, она не могла не признать, что портрет был выполнен мастерски. В нем чувствовалась глубина, игра света и тени. Это явно была работа талантливого художника.
— Ты очень хорошо рисуешь, — тихо сказала она.
Глаза Маши расширились от удивления:
— Правда? Тебе нравится?
— Я не большой знаток искусства, — призналась Елена Васильевна. — Но даже я вижу, что у тебя есть талант.
Маша просияла, но тут же снова нахмурилась:
— Значит, ты не сердишься?
Елена Васильевна глубоко вздохнула:
— Я… я не знаю, что думать, Маша. Это все так неожиданно. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
Она встала и подошла к дочери:
— Но я хочу, чтобы ты знала — я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты была счастлива, даже если твой путь отличается от того, что я себе представляла.
Маша бросилась матери на шею:
— Спасибо, мамочка! Я так боялась, что ты будешь ругаться…
Елена Васильевна обняла дочь, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Она вдруг поняла, как мало знает о жизни и мечтах своего ребенка. И ей стало больно от мысли, что Маша боялась ей довериться.
— Расскажи мне обо всем, — попросила она. — Я хочу знать, чем ты живешь.
Они проговорили до поздней ночи. Маша рассказывала о своих занятиях живописью, о мечтах стать настоящим художником. Елена Васильевна слушала, поражаясь тому, сколько страсти и энтузиазма было в словах дочери.
— Знаешь, — сказала она, когда Маша закончила свой рассказ, — я вспомнила, как в детстве ты любила рисовать. Ты могла часами сидеть с альбомом и карандашами. А потом… потом я так увлеклась идеей сделать из тебя врача, что совсем забыла об этом.
Маша грустно улыбнулась:
— Я тоже почти забыла. Но год назад случайно попала на выставку современной живописи. И что-то внутри меня словно проснулось. Я поняла, что больше не могу игнорировать это желание — рисовать.
Елена Васильевна задумчиво кивнула:
— Знаешь, а ведь я тоже когда-то мечтала стать художницей.
— Правда? — удивилась Маша. — Ты никогда об этом не рассказывала.
— Да, — Елена Васильевна улыбнулась воспоминаниям. — Я даже поступала в художественное училище. Но родители были категорически против. Они считали, что это несерьезная профессия. В итоге я послушалась их и пошла в медицинский.
— И ты не жалеешь? — тихо спросила Маша.
Елена Васильевна помолчала, обдумывая ответ:
— Знаешь, я люблю свою работу. Я горжусь тем, что помогаю людям. Но иногда… иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я пошла другим путем.
Она посмотрела на дочь:
— Я не хочу, чтобы ты потом жалела о несбывшихся мечтах, Маша. Если живопись — это действительно то, чем ты хочешь заниматься, я поддержу тебя.
Глаза Маши наполнились слезами:
— Правда? Даже если это значит, что я брошу медицинский?
Елена Васильевна глубоко вздохнула:
— Это будет нелегко. Твой отец… он может не понять. Но я буду на твоей стороне.
Маша снова обняла мать:
— Спасибо, мам. Ты даже не представляешь, как это для меня важно.
Елена Васильевна гладила дочь по волосам, чувствуя, как в груди разливается тепло. Она вдруг поняла, что сегодняшнее открытие не только шокировало ее, но и сблизило с дочерью, как никогда раньше.
— Знаешь, — сказала она, — а ведь ты могла бы нарисовать мой портрет. Только, пожалуйста, в одежде.
Маша рассмеялась:
— Обязательно, мам. Это будет мой лучший портрет.
Они еще долго сидели, обсуждая планы на будущее. Елена Васильевна слушала, как дочь рассказывает о своих идеях для картин, о художниках, которыми она восхищается, о техниках, которые хочет освоить. И с каждым словом она все больше убеждалась, что приняла правильное решение, поддержав мечту дочери.
Но где-то глубоко внутри ее грызло беспокойство. Как отреагирует муж, когда узнает о решении дочери бросить медицинский? Сергей всегда был категоричен в своих суждениях и с трудом принимал перемены. Елена Васильевна понимала, что впереди их ждет непростой разговор.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Елена Васильевна пыталась свыкнуться с мыслью, что ее дочь — художница. Она украдкой рассматривала другие работы Маши, которые та раньше прятала, и с удивлением обнаружила, насколько они разнообразны и интересны.
Были там и городские пейзажи, и натюрморты, и портреты незнакомых людей. Но больше всего Елену Васильевну поразила серия картин, изображающих их семью. На одной из них была она сама — задумчивая, с легкой грустью во взгляде. Елена Васильевна с удивлением узнала себя, поразившись тому, как точно дочь уловила ее настроение.
— Я рисовала это, когда ты не видела, — призналась Маша, заметив интерес матери к картине. — Ты часто сидишь вот так, глядя в окно, когда думаешь, что тебя никто не видит.
Елена Васильевна почувствовала, как к горлу подступил комок. Она вдруг осознала, насколько внимательной и чуткой была ее дочь все эти годы, пока она сама была слишком занята, чтобы это заметить.
— А это папа, — Маша показала на другую картину.
Сергей был изображен в своем любимом кресле, с газетой в руках. Его лицо было сосредоточенным, но в глазах читалась усталость.
— Ты очень точно его поймала, — тихо сказала Елена Васильевна. — Он часто выглядит именно так после работы.
Маша кивнула:
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (https://t.me/ru1ogorod) и Дзен (https://dzen.ru/1ogorodru)
— Я знаю. Иногда мне кажется, что он несчастлив, но боится в этом признаться даже самому себе.
Елена Васильевна вздрогнула от этих слов. Она сама иногда думала об этом, глядя на мужа, но никогда не решалась заговорить с ним об этом.
— Маша, — осторожно начала она, — а ты не боишься, что… что твоя жизнь художника может быть трудной? Финансово, я имею в виду.
Маша улыбнулась:
— Конечно, боюсь. Но знаешь, мам, я больше боюсь прожить жизнь, занимаясь нелюбимым делом. Я видела, как это разрушает людей изнутри.
Елена Васильевна поняла, что дочь говорит об отце. Сергей никогда не любил свою работу инженера, но продолжал ходить туда изо дня в день, считая, что это его долг перед семьей.
— Ты права, — тихо сказала она. — Но как мы скажем об этом папе?
Маша вздохнула:
— Я не знаю. Но мы должны это сделать. Я больше не хочу жить во лжи.
Елена Васильевна кивнула, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Она знала, что разговор с мужем будет непростым.
Вечером, когда Сергей вернулся с работы, они все вместе сели ужинать. Атмосфера за столом была напряженной. Маша нервно теребила салфетку, а Елена Васильевна никак не могла найти подходящий момент, чтобы начать разговор.
— Что-то случилось? — наконец спросил Сергей, откладывая вилку. — Вы обе какие-то странные сегодня.
Елена Васильевна глубоко вздохнула:
— Сережа, нам нужно поговорить. Это касается Маши.
Сергей нахмурился:
— Что такое? У нее проблемы в институте?
— Нет, папа, — тихо сказала Маша. — Дело в другом. Я… я хочу бросить медицинский.
В комнате повисла тяжелая тишина. Лицо Сергея медленно наливалось краской.
— Что значит «бросить»? — наконец выдавил он. — Ты с ума сошла? После трех лет обучения?
— Сережа, послушай… — начала Елена Васильевна, но муж перебил ее.
— Нет, это вы меня послушайте! — он стукнул кулаком по столу. — Мы столько сил и денег вложили в твое образование, Маша! И ты хочешь все это выбросить на ветер?
Маша вздрогнула, но твердо посмотрела отцу в глаза:
— Папа, я понимаю, что ты расстроен. Но я не могу продолжать учиться тому, что мне не нравится. Я хочу стать художницей.
Сергей расхохотался, но в его смехе не было веселья:
— Художницей? Ты серьезно? И как ты собираешься зарабатывать на жизнь?
— Я буду работать, — твердо сказала Маша. — Уже сейчас у меня есть заказы на портреты. И я буду учиться дальше, чтобы стать лучше.
— Заказы на портреты? — Сергей перевел взгляд на жену. — Ты знала об этом?
Елена Васильевна кивнула:
— Я узнала несколько дней назад. Сережа, наша дочь очень талантлива. Ты бы видел ее работы…
— Работы? — Сергей вскочил из-за стола. — Вы что, обе с ума сошли? Маша, ты врач, а не какой-то там художник! Это несерьезно!
— Папа, — Маша тоже встала, — я понимаю, что ты злишься. Но это мой выбор. Я больше не могу жить чужой мечтой.
— Чужой мечтой? — Сергей побагровел. — Ты называешь достойную профессию чужой мечтой? Мы с матерью всю жизнь работали, чтобы дать тебе образование, а ты…
— Хватит! — вдруг крикнула Елена Васильевна.
Все замолчали, удивленно глядя на нее. Она редко повышала голос.
— Сережа, — уже спокойнее продолжила она, — давай сядем и поговорим как взрослые люди. Криками мы ничего не решим.
Сергей медленно опустился на стул, все еще тяжело дыша от гнева.
— Хорошо, — сказал он. — Говорите. Я слушаю.
Маша глубоко вздохнула и начала рассказывать. О том, как она всегда любила рисовать. О том, как тяжело ей давалась учеба в медицинском. О своих мечтах и планах.
Елена Васильевна с удивлением слушала дочь. Она и не подозревала, сколько всего Маша держала в себе все эти годы.
Сергей слушал молча, не перебивая. Его лицо постепенно менялось — гнев сменялся растерянностью, потом недоумением.
— Но почему ты раньше ничего не говорила? — наконец спросил он.
Маша грустно улыбнулась:
— Я боялась разочаровать вас. Вы всегда так гордились тем, что я учусь в медицинском. Я не хотела вас подвести.
Сергей тяжело вздохнул:
— Маша, мы никогда не хотели, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Мы просто… мы думали, что так будет лучше для тебя.
— Я знаю, папа, — тихо сказала Маша. — Но иногда родители не всегда знают, что лучше для их детей. Иногда дети сами должны найти свой путь.
В комнате повисла тишина. Елена Васильевна смотрела то на мужа, то на дочь, не зная, чего ожидать.
Наконец Сергей заговорил:
— Я… я не могу сказать, что одобряю твое решение, Маша. Но я вижу, что ты серьезно настроена. И если это действительно то, чего ты хочешь…
Он не договорил, но Маша поняла. Она бросилась к отцу и крепко обняла его:
— Спасибо, папа. Я обещаю, что не подведу вас.
Елена Васильевна почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она подошла к мужу и дочери и обняла их обоих.
— Мы справимся, — тихо сказала она. — Вместе мы со всем справимся.
Сергей кивнул, все еще обнимая дочь:
— Но имей в виду, молодая леди, — сказал он уже более спокойным тоном, — если через год ты не добьешься успехов в своей… художественной карьере, мы вернемся к этому разговору.
Маша рассмеялась сквозь слезы:
— Договорились, папа. Я не подведу.
Елена Васильевна смотрела на них и думала о том, как удивительна жизнь. Еще неделю назад она и представить не могла, что ее дочь окажется талантливой художницей. А сегодня они всей семьей стоят на пороге новой жизни.
Она не знала, что ждет их впереди. Будет ли Маша успешной художницей? Сможет ли она прожить на доходы от своего творчества? Как изменятся их отношения теперь, когда все тайное стало явным?
Но глядя на счастливое лицо дочери, Елена Васильевна понимала, что они приняли правильное решение. Ведь нет ничего важнее, чем позволить ребенку следовать за своей мечтой.
В тот вечер они долго не ложились спать. Маша показывала родителям свои работы, рассказывала о планах на будущее. Елена Васильевна с удивлением наблюдала, как меняется лицо мужа — от недоверия к интересу, а потом и к явному восхищению талантом дочери.
— Знаешь, — сказал Сергей, разглядывая одну из картин, — а ведь у тебя действительно есть талант. Я, конечно, не специалист, но это… это впечатляет.
Маша просияла:
— Правда? Ох, папа, ты даже не представляешь, как много для меня значат твои слова!
Елена Васильевна смотрела на них и чувствовала, как в груди разливается тепло. Она вдруг поняла, что это открытие не только изменило жизнь Маши, но и дало им всем шанс стать ближе, лучше узнать друг друга.
— А знаете что? — вдруг сказала она. — Давайте завтра все вместе сходим на выставку современного искусства.
