В тот день было особенно холодно. Ноябрьский ветер пробирал до костей, заставляя плотнее кутаться в чёрное пальто. Я стояла у свежей могилы, не чувствуя ни рук, ни ног – только пустоту внутри. Саши больше нет. Три дня назад сердце. Просто остановилось – и всё.
– Мария, – голос Елены Павловны прозвучал неожиданно резко. – Завтра в час дня жду вас у нотариуса. Есть важный разговор.
Я молча кивнула. Свекровь никогда меня не любила, считала охотницей за наследством. Три года брака не изменили её отношения.
Старинный особняк встретил меня тяжёлой тишиной. Нотариус – худощавый мужчина в очках – сидел за массивным столом красного дерева. Елена Павловна уже была там, прямая как струна, в строгом чёрном костюме.
– Присаживайтесь, Мария Андреевна, – кивнул нотариус. – Мы собрались для оглашения завещания Александра Николаевича.
Я опустилась в кресло, чувствуя на себе пристальный взгляд свекрови.
– Согласно последней воле покойного, – продолжил нотариус, – всё имущество, включая родовое поместье, переходит его супруге, Марии Андреевне…
– При одном условии, – перебила Елена Павловна. – Зачитайте условие.
Нотариус поправил очки:
– Да, действительно. Наследство переходит к супруге при условии, что она проживёт в родовом поместье один год вместе с Еленой Павловной. В случае досрочного отъезда всё имущество переходит в распоряжение матери покойного.
Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Год с женщиной, которая меня ненавидит?
– Саша знал, что делал, – холодно произнесла свекровь. – Он хотел убедиться в искренности ваших чувств, Мария. Или вам важнее было его состояние?
– Как вы можете… – я задохнулась от возмущения. – Я любила его! Люблю до сих пор!
– Докажите это, – усмехнулась Елена Павловна. – У вас есть год.
Вечером я собирала вещи в своей квартире. Руки дрожали, когда я складывала краски и кисти – моя работа художницы казалась теперь такой далёкой. В памяти всплыл наш первый разговор с Сашей в галерее.
– Какая необычная техника, – сказал он тогда, рассматривая мою картину. – Вы словно пишете не красками, а светом.
– Просто я вижу мир немного иначе, – ответила я, не подозревая, что этот высокий мужчина в дорогом костюме перевернёт всю мою жизнь.
Поместье встретило меня скрипом старых половиц и запахом пыли. Елена Павловна провела меня в бывшую детскую Саши – теперь мою комнату.
– Ужин в семь, – бросила она. – Не опаздывайте. В этом доме мы чтим традиции.
За ужином молчали. Только звон столовых приборов нарушал тишину. Я украдкой разглядывала столовую – массивные портьеры, семейные портреты на стенах, старинный буфет с фарфором.
– Почему вы так уверены, что я вышла за него из-за денег? – не выдержала я.
Елена Павловна промокнула губы салфеткой:
– А что ещё могло привлечь простую художницу в наследнике старинного рода? Александр был добр, но наивен. Я предупреждала его…
– Вы даже не пытались узнать меня! – голос предательски дрогнул. – Я полюбила его за душу, за его умение видеть прекрасное в простых вещах. Он понимал меня как никто другой.
– Все так говорят, – отрезала свекровь. – Посмотрим, выдержите ли вы проверку временем.
Ночью я не могла уснуть. В комнате было холодно, старые рамы пропускали сквозняк. На столе стояла фотография – Саша в детстве с родителями. Такой счастливый, беззаботный…
– Зачем ты это сделал? – прошептала я, глядя на снимок. – Зачем оставил меня здесь, с ней?
Утро началось с телефонного звонка. Галерея, где должна была состояться моя выставка.
– Простите, но мы вынуждены отменить… – начал директор.
– Я поняла, – перебила я. – Всё в порядке.
Елена Павловна появилась в дверях:
– Проблемы?
– Отменили выставку. Видимо, вдова «из простых» не подходит для их формата.
Что-то промелькнуло в её глазах – может быть, понимание?
– В кабинете Саши остались его вещи, – сказала она неожиданно мягко. – Может быть… вы хотели бы что-то сохранить?
Я кивнула, глотая слёзы. Кабинет хранил его запах – смесь дорогого одеколона и кожаных переплётов книг. На столе лежал недочитанный том Бунина, закладка на середине. В ящике – альбом с набросками. Я и не знала, что он рисовал.
– Это его детское увлечение, – произнесла Елена Павловна, заглядывая через плечо. – Он всегда тянулся к искусству, но отец настоял на юридическом…
В её голосе впервые прозвучала теплота. Я осторожно перелистывала страницы – детские рисунки, юношеские зарисовки, и вдруг… мой портрет. Неумелый, но такой живой. Дата – за месяц до нашего знакомства.
– Он видел вас в галерее, – тихо сказала свекровь. – Приходил на все ваши выставки. А потом решился подойти…
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (https://t.me/ru1ogorod) и Дзен (https://dzen.ru/1ogorodru)
Я прижала альбом к груди, чувствуя, как рушится стена между нами. Может быть, этот год будет не таким уж долгим?
***
Первый месяц в поместье тянулся бесконечно. Дни были похожи один на другой – завтрак, обед и ужин по расписанию, долгие вечера в библиотеке, где я пыталась рисовать, но краски не ложились на холст. Елена Павловна держалась отстранённо, но я замечала, как она украдкой наблюдает за мной.
Однажды утром, спускаясь в столовую, я услышала телефонный разговор:
– Нет, Анна, я не собираюсь её выживать, – голос свекрови звучал устало. – Да, знаю, что ты предупреждала… Но сейчас я вижу в ней что-то другое. Она действительно тоскует по нему.
Я замерла на лестнице, боясь пошевелиться.
– Вчера нашла её в кабинете Саши – сидела в его кресле, обняв альбом с рисунками. Плакала… Думала, что одна.
Щёки вспыхнули от смущения. Я поспешно вернулась в комнату, давая свекрови закончить разговор.
За завтраком Елена Павловна неожиданно нарушила молчание:
– Мария, я хотела показать вам кое-что. В подвале есть мастерская – Саша оборудовал её для своих увлечений живописью. Может быть, вам будет удобнее работать там?
Мастерская оказалась светлой комнатой с большими окнами. Мольберт, краски, незаконченный пейзаж на холсте…
– Он часто здесь бывал, – тихо сказала свекровь. – Особенно в последний год. Говорил, что хочет научиться рисовать как вы.
– Почему он никогда не рассказывал? – я провела рукой по краскам, оставленным на палитре.
– Боялся показаться неумелым. Вы же профессионал…
В тот день что-то изменилось. Мы стали больше разговаривать – сначала о Саше, потом обо всём на свете. Елена Павловна оказалась интересным собеседником с острым умом и неожиданным чувством юмора.
– Знаете, – призналась она как-то за чаем, – я ведь тоже вышла замуж не по расчёту. Николай был простым инженером, а я – дочерью банкира. Родители были против…
– Как же вы решились?
– Просто поняла, что без него жизнь потеряет смысл. Сбежала из дома, обвенчались тайно. Потом, конечно, помирились с родителями. Но те полгода опалы научили меня многому.
– И всё-таки вы считали меня…
– Золотоискательницей? – она грустно улыбнулась. – Наверное, просто боялась потерять сына. Глупо, правда?
Зима выдалась снежной. По вечерам мы сидели у камина – я рисовала, Елена Павловна читала вслух любимые книги Саши. Иногда говорили о нём, вспоминали смешные истории. Боль не ушла, но стала тише.
В мастерской я начала новую серию картин – память о Саше, о нашей любви. Елена Павловна часто спускалась посмотреть, как идёт работа.
– У вас удивительный дар, – сказала она однажды. – Теперь я понимаю, что он в вас увидел. Вы действительно пишете светом.
Весной пришло письмо из галереи – извинения и приглашение организовать персональную выставку.
– Откажитесь, – посоветовала свекровь. – У меня есть другое предложение. Давайте устроим выставку здесь, в поместье. Саша всегда мечтал открыть здесь культурный центр.
Мы работали над этим проектом вместе – развешивали картины в парадном зале, составляли списки гостей. Елена Павловна оказалась прекрасным организатором.
Открытие прошло с огромным успехом. Среди гостей были известные коллекционеры, критики, журналисты. Но главное – пришли друзья Саши, те, кто знал и любил его.
– Он бы гордился вами, – шепнула Елена Павловна, когда последние гости разъехались. – Обеими.
В ту ночь мне приснился Саша. Он улыбался, глядя на нас с матерью, и в его глазах светилась любовь.
Год пролетел незаметно. В день, когда истекал срок завещания, мы с Еленой Павловной снова сидели в кабинете нотариуса.
– Итак, условие выполнено, – констатировал он. – Мария Андреевна, вы теперь полноправная…
– Подождите, – перебила я. – У меня есть встречное предложение. Елена Павловна, давайте оформим поместье как совместную собственность? Вы же понимаете – я никогда не смогу уехать отсюда. Здесь всё напоминает о Саше, здесь… мой дом.
Она молча встала и крепко обняла меня. В глазах блестели слёзы.
– Дочка, – прошептала она. – Прости меня. За всё прости.
Мы возвращались домой вместе. Апрельский ветер играл молодой листвой, солнце золотило старые стены особняка.
– Знаешь, – сказала Елена Павловна, – кажется, Саша был мудрее нас обеих. Он не просто оставил завещание – он подарил нам семью.
Я взяла её под руку, чувствуя, как внутри разливается тепло. Саша действительно всё предусмотрел. Его любовь исцелила наши сердца, научила прощать и понимать друг друга. А может быть, именно в этом и был его последний, самый главный дар?
