Виктория сидела на подоконнике, обхватив руками колени. За стеклом слякотная осень сыпала мелким дождём, будто пыталась смыть краски с давно привыкшего к серости города. В глубине души уже догорали искорки надежды, хотя она отчаянно твердила себе, что всему когда-нибудь наступает конец, и даже горький привкус потерь может однажды притупиться.
Звонок мужа прогремел в тишине, выдернув её из вязкого оцепенения. Он спросил, не хочет ли она снова рискнуть — может быть, попробовать забеременеть ещё раз? Виктория слушала, ощущая ползущую по спине дрожь. Казалось, воздух вокруг стал плотнее, и в этом сгустившемся пространстве невысказанные страхи приобретали пугающую осязаемость.
— Я… Я не знаю, — ответила она наконец. Сердце будто сжалось, вспоминая прошлые неудачи и больные разговоры, после которых скрываться за молчанием было проще, чем признаваться в собственном бессилии.
Она положила трубку и прошла в комнату, где на полке стояли безмолвные сувениры их прошлом счастья. Среди них — мягкий заяц с облезлым ухом, занятий положением среди прочих пылесборников. Ввысь тянулись глянцевые буклеты с фотографиями счастливых лиц, на обложках которых улыбались беременные женщины. Виктория быстро отвела взгляд: смотреть на них было нестерпимо больно.
Утро застало её в привычном состоянии скованности. За окнами постукивал дождь. Старая квартира, когда-то казавшаяся уютным убежищем, больше напоминала застенок воспоминаний. Она взглянула туда, где торчало крайнее доказательство её несмелой мечты: детская погремушка в выцветших тонах. В глазах Виктории промелькнула печаль; она медленно опустила веки и сделала глубокий вдох.
— Вик, давай просто поговорим, — произнёс муж позже, когда они встретились в гостиной.
Она кивнула рассеянно. Обычно она уклонялась от тем, связанных с детьми, но сегодня что-то в ней треснуло. Наверное, слишком долго эта тяжесть сдерживалась внутри.
Разговор, однако, не задался: он с надеждой упомянул новую попытку, а она глухо возразила:
— Я не смогу через это пройти. Снова — нет.
Из груди вырвался комок обиды и безысходности. Муж растерянно замолчал. Они оба понимали: здесь таится нечто большее, чем боязнь процедур и операций. Спорить Виктория не хотела, да и сил на доказательства не осталось.
Тем же днём ей позвонила близкая подруга, радостно сообщившая о своей беременности. Озноб накрыл Викторию, словно её обдали ледяной водой.
— Поздравляю… — губы сами произнесли, а в груди тяжелело то самое чувство, перед которым она всегда пасовала: зависть, смешанная с болью. Она нашла в себе силы улыбнуться, надеясь, что на том конце провода не услышат дрожь. Но она слышала себя, и этого было достаточно, чтобы остаток дня прошёл под знаком внутреннего смятения.
К вечеру Виктория уже точно знала, что не готова снова рисковать собой ради призрачной надежды. Казалось, даже дышать легче стало, когда внутри созрело решение: попытаться принять другой путь. И в голове впервые промелькнула мысль об усыновлении. Возможно, это её единственный шанс вырваться из дурмана бесконечных попыток и неудач.
Муж выслушал, нахмурив брови.
— Усыновить? Ты серьёзно? — спросил он, стараясь скрыть растерянность.
— Не хочу больше повторения тех мук. Не хочу снова жить в страхе потерять.
Он вздохнул и развёл руками, словно признавал: у него нет готового ответа. Виктория кивнула, принимая эту смутную поддержку за согласие. В тот же вечер она позвала в гости своего друга — того, кто год назад усыновил мальчика. Вот кто мог поделиться опытом, пролить свет на все бюрократические и душевные тупики.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Разговор вышел откровенным, и Виктория много раз прерывала друга внезапными вопросами:
— Каково это — впервые увидеть ребёнка, понимать, что он может стать твоим?
— Страшно, но это другой страх, — ответил он. — Там есть радость от того, что ты можешь подарить кому-то семью.
Все эти слова про радость и ответственность кружили в её голове. Прощаясь, она почувствовала, что впервые за долгие месяцы её сердце бьётся с волнением, не порождённым отчаянием, а чем-то похожим на мерцание надежды.
Но такой путь не мог стать простым. Всю следующую неделю они с мужем почти не разговаривали: у него была своя растерянность, а у неё — непоколебимо твердеющее решение. На какой-то момент Виктории показалось, что она ломится в очередную непонятную ей дверь, таща за собой супруга, не до конца готового к этому повороту. И всё же она продолжала двигаться вперёд, заглушая внутренние сомнения.
Однажды вечером ей пришлось признаться, что боится не только потерять ребёнка, но и разрушить и без того надтреснутый брак.
— Может, мы всё-таки слишком торопимся? — спросил муж, опуская глаза.
— Я… я не знаю. Но не могу больше жить, словно заперлась в тёмной комнатёшке, где каждый угол пахнет воспоминаниями о неудачах.
Он провёл ладонью по её волосам, и в этот короткий миг им обоим стало чуть легче.
Вскоре Виктория уже уверенно искала информацию об усыновлении. Форумы, статьи, чаты — она окунулась в мир, где люди с такими же, как у неё, шрамами находили спасение, давая любовь чужим детям. На встречах в группе поддержки ей попадались самые разные истории — и счастливые, и пугающие. Однако каждый раз она замечала, что внутри снова просыпается то забытое чувство, когда хочется бороться, а не уклоняться.
Ссора с мужем всё же произошла. Он вдруг упрекнул её в том, что она будто одержима идеей стать матерью любой ценой.
— А может, нам стоит просто жить вдвоём? Может, хватит всё время спасать то, что не наше…
— Хватит? — взорвалась она. — Ты реально думаешь, я могу просто свыкнуться?
Слёзы стояли в глазах, но она зажмурилась, стараясь удержать себя. Гнев не предлагал решений, зато душил горлом. Через час дом погрузился в напряжённое, густое молчание. Интуитивно оба ощутили, что перелом близок.
На следующее утро Виктория шагала по мокрым улицам к зданию, где надо было заполнить заявления и получить консультацию по поводу усыновления. Колени дрожали, но в душе горел тихий, упорный огонёк, который она цепляла, словно последнюю надежду.
— Ну, здравствуйте, — приветливо сказала женщина в приёмной. — Проходите, пожалуйста.
Сердце Виктории билось так, что, казалось, её слышали на другом конце коридора. Первый раз за долгие месяцы она делала что-то, не оставляя себе лазеек для отступления. Страшно было до дрожи, но она знала: даже если всё будет сложно, здесь хотя бы нет той безвозвратной муки невынашиваемых беременностей.
Собеседование прошло напряжённо. Её заваливали вопросами о мотивации, доходах, условиях для ребёнка. Виктория отвечала, стараясь держать спокойный тон, хотя голос неоднократно предательски дрожал. Когда она вышла оттуда, дождь почти стих. Казалось, с неба больше не сочилась бесконечная влага, словно сама природа приберегла для неё крошечный проблеск ясности.
Вечером муж пришёл поздно. Виктория сидела на том же подоконнике с той же погремушкой в руках.
— Я сделал шаг назад, пока тебя не было, — сказал он, проходя в комнату. — Понял, что не хочу тебя терять. И если усыновление даст нам шанс, я готов попробовать.
Во взгляде Виктории сверкнула пусть маленькая, но искренняя улыбка.
— Спасибо, — прошептала она, сжимая в пальцах погремушку. — Наверное, это звучит дико, но я наконец чувствую, что мы можем жить дальше. И что мое сердце не стучит в пустоту.
С той ночи начался долгий, извилистый путь. Может быть, он будет отнимать много сил, а может, подарит то, чего она так жаждала — возможность по-настоящему дарить любовь. Осенняя серость за окном не исчезла, но Виктория уже не прятала взгляд и не опускала голову. Старая игрушка со своей потертостью обрела новое значение, став символом не распада, а новой жажды к жизни.
Она навсегда оставила последние слова на холодном подоконнике серого утра вместе со своими страхами. Потому что теперь у них появлялась маленькая нить надежды, которую Виктория была полна решимости не выпускать из рук.
