Почему он не понимает слова «нет»? Этот вопрос словно парит в воздухе, пока уколы его нахальной фамильярности не заставляют меня стиснуть кулаки. Мне кажется, что в такие моменты даже стены офиса сжимаются, чтобы не слышать очередной глупый комплимент, вырванный из его неуместного репертуара.
Я — Ольга, обычный офисный сотрудник, которой сейчас приходится ежеминутно избегать приставаний коллеги по имени Артём. Он мнит себя блистательным ловеласом, а я чувствую нервную дрожь во всём теле, когда его голос слишком близко звучит за спиной. Да, я замужем, и чаще всего эта фраза действует на нормальных людей отрезвляюще. Но для «непонимающих» вроде него это лишь повод усмехнуться и продолжить свои нелепые подкаты. «Какой же ты надоедливый!» — бросаю ему на ходу и вижу ответную ухмылку. Порой стыд опускается на меня тяжёлым покрывалом, однако раздражение перевешивает, и я топаю на своё рабочее место, всем видом показывая, что общения не желаю.
В кабинете всегда шумно: телефоны, клавиатуры, деловые переговоры за стеклянной перегородкой. С улицы медленно подсвечивается осенний вечер — серый, с влажными бликами на асфальте. Люди окутаны шарфами, а в холле пахнет мокрыми зонтами. Но Артёму будто все равно, какое время года. Он подсаживается к моему столу, кивает на папку с отчётами и нарочито тихо шепчет, что «не может разобраться без моей помощи». На мне коричневый свитер под строгим жакетом, и я нервно дёргаю рукав, стараясь не выдать дрожалку в пальцах. Если бы он знал, как сильно меня злит его упорство…
Кажется, меня вытаскивает из этого состояния лишь краткий перерыв, когда в комнату заглядывает Ирина. Она — моя ближайшая подруга и напарница: резвая, язык без костей, глаза с хищным прищуром. Стоит ей уловить всего пару нот в моём голосе, чтобы понять — что-то опять пошло не так. Но сегодня она только легонько сжимает моё плечо и кивает в сторону кухни:
— Оль, хватит гореть над проектом. Пойдём чаю заварим. Может, рассказать тебе свежие сплетни?
Я выдыхаю и иду следом.
В коридоре я отвечаю ей тихо:
— Да у меня не сплетни, у меня Артём этот…
Ирина закатывает глаза:
— Надо бы парню по носу щёлкнуть. Ты уже говорила ему, что замужем, да?
— Говорила, — бормочу. — Он как будто не слышит.
В офисной кухне мерцает тусклая лампочка, а в воздухе витает аромат дешёвого кофе. Люди редко задерживаются здесь дольше пары минут, зато Ирина шёпотом успевает накидать мне целую стратегию, как «отшить» настырного коллегу. Она предлагает позвать нашего начальника Дениса, благо тот парень ответственный и за дисциплиной следит. Но при упоминании о жалобах на Артёма я невольно сжимаюсь. От одной мысли, что придётся выносить это на всеобщее обсуждение, у меня стынет кровь.
Стараюсь отвлечься и переключиться на работу. Открываю отчёты, прикусываю губу, чтобы не рассеиваться, и вдруг вспоминаю, что месяц назад муж, Станислав, собрался на охоту с друзьями. В результате в нашей квартире лежит нож в дубовом футляре — нелепый подарок от его закадычного приятеля. Тот нож превращает спальню в странный музей: я прохожу мимо тумбочки и вижу, как он поблёскивает, напоминая о том, как мы иногда бываем жестоки в своей решимости. А сейчас мне самой хочется чего-нибудь настолько же острого, чтобы символически отрезать от себя противного поклонника… Я моргнула — и ощутила неприятную дрожь в груди.
Дальше день тянется, как вязкая каша: отчёты, звонки, заказ канцтоваров и еще сто мелких должностных обязанностей. Но стоит мне отвлечься, расстегнуть жакет, как сбоку материализуется Артём. Он не упускает момента сыпать шутками насчёт того, как я вечно замёрзшая, как мне стоит «подарить тепло», и тому подобными глупостями. Надеюсь, что это всё только слова…
Потом в какой-то момент всё переходит грань. Я иду мимо его стола, чтобы сделать копии отчетов, и вдруг чувствую короткий, но вульгарный хлопок меня по ягодицам. Я замираю мгновенно, как загнанный зверёк. Сердце клокочет, патлы на загривке будто встают дыбом. Секунда — и я поворачиваюсь к нему резко:
— Ты совсем с ума сошёл?
Румянец вспыхивает на моих щеках, а вены гулко пульсируют. Как он осмелился?!
Он же улыбается, как кот, стащивший сметану, и сказал пару мерзких слов, которые я даже не сразу разобрала. Но их не надо разбирать, всё понятно по выражению его лица. Слышу приглушённый смешок от кого-то за соседним столом. Уверена, это не злой смех, просто людям尷尬но и непонятно, как реагировать.
Я сжимаю в руках пачку документов так, что едва ее не рву пополам. Молчу, потому что внутри рвётся крик: «Я не позволю так со мной обращаться!» Но внешне стараюсь сохранять остатки достоинства. Слов не нахожу — и бегом стремлюсь к копировальному аппарату. Спина горит. Глаза в секунду стали влажными, но я всё же пытаюсь слепо совладать с эмоциями.
До конца рабочего дня я чувствую себя аквариумной рыбкой, за стенками которой все любопытные глаза. Мне мелькает мысль всё рассказать Денису, нашему руководителю, но страшно. Вдруг Артём решит, что теперь вполне уместно вывести конфликт за стены офиса? Я видела, как он избивал боксерскую грушу на корпоративе. У него сильные руки, лишённые всякой нежности.
Вечером Ирина на парковке обнимает меня на прощание:
— Я пойду. Ты, главное, не молчи, хорошо? Если что, я на твоей стороне.
Киваю, хотя в голове зреет смятение. Меня унизили, а я ничего не сделала.
Дома муж с ходу спрашивает, почему я такая хмурая. Он уже несколько дней как вернулся со своей охотничьей вылазки. Кладёт рядом на стол тот самый нож в футляре, застёгивая ветровку, словно думает собираться на новую охоту:
— Опять переработалась?
Я пожимаю плечами:
— Есть один придурок на работе…
— Что за придурок?
— Да так, слишком много шуток, которые мне не нравятся.
Станислав досадливо машет рукой, потом нехотя спрашивает:
— Слушай, может, тебе просто не стоит с ним общаться?
Вот и всё, что я получаю в ответ. Никаких «а ну-ка давай поговорим», «а как тебе помочь?». Мой муж — хороший человек, но иногда он ведёт себя, будто живёт параллельно, своём измерении. Не ждёт подробностей, потому что не придаёт значения чьей-то навязчивости. А для меня это генеральная битва, где я не могу подобрать ни оружия, ни щита.
Утром в офисе я уже переполнена тревогой. Пью кофе, не ощущая вкуса. Ирина приносит с собой несколько распечатанных статей о харассменте и советует обратиться куда следует, но я будто окаменела. Не хочу бюрократии, допросов и публичного обсуждения. Как же он смеет меня ставить в такое положение?
Я решаю держать себя в руках, но на душе ноет предчувствие грядущей стычки. И — он не заставляет себя ждать. Я присела перепроверить финансы в одном отчёте, укрывшись в переговорной. Вдруг дверь приоткрывается, и в проёме появляется знакомая фигура. Артём, прищурившись, спрашивает:
— Скучаешь без меня?
Сердце моё пропускает удар. Спокойно, тихо, не давайте волю страху, повторяю я себе. Но он заходит внутрь, чуть прикрывая за собой дверь.
— Уйди, — произношу вполголоса.
Он делает вид, что не слышит. Подсаживается рядышком, взглядом скользит по моим волосам, плечам, пугающе близко. Тот самый тошнотворный полутон между издёвкой и намёком. И тут у меня внутри что-то ломается. Я срываюсь, встаю, роняя ручку и документы.
— Ты вообще понимаешь, на что ты идёшь?! — голос срывается, но дрожь перекрывает возмущение.
Он смеётся, а у меня перед глазами проносится вся та необъяснимая смесь страха и лихорадочной ярости. В его голосе нет раскаяния или уважения. Лишь наглая увереность, что я промолчу.
Я хватаю степлер, лежащий на краю стола, и на автомате выбрасываю руку вперёд. Можно сказать, он сам бросился под удар, потому что всё произошло слишком быстро. Тихий щелчок металла и смех Артёма вмиг сменяется коротким стоном. Он судорожно тянет руку к боку, глядя на меня так, будто я внезапно оборотилась в дикого зверя.
Я задыхаюсь от накативших слёз и ужаса, что я только что сделала. Мне кажется, что я ударила его не просто степлером, а всем, что копилось во мне эти дни. За пределами переговорной слышится переполох, кто-то кричит: «Что случилось?» Сквозь шум я вижу, как Артём прижимает бок и начинает отползать к двери, лихорадочно подбирая слова: «Ты совсем ненормальная… Я… просто хотел…»
В комнату вбегает Ирина, за ней ещё пара коллег. Я опускаю оружие — чёртов степлер — и прижимаю руки к лицу, дрожа всем телом. Ирина машинально тянется к нему, чтобы посмотреть, насколько всё плохо, но тот отмахивается, обиженно шипит, переваливается с ноги на ногу.
— Оля, — осторожно говорит Ирина, — ты как?
А я понимаю, что уже не вернусь в то «до». Не отделаться пустыми словами. Всё зашло дальше, чем я могла вообразить.
Денис появляется в помещении с беспокойным выражением на лице. Он оглядывает нас обоих, видит рваный шов на рубашке Артёма, видит мой растерянный взгляд. И несмотря на то что он начальник, мне кажется, что в его глазах больше ужаса, чем в моих.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
— Что здесь происходит? — тихо спрашивает он. Я слышу, как кто-то из коллег торопливо объясняет: «Кажется, столкнулись не поделили что-то…»
Я делаю тяжёлый вдох и, собрав последние крупицы самообладания, выдаю:
— Он позволил себе лишнее. Я защищалась.
Артём пытается возразить, но Денис жёстко останавливает его взглядом. Потом пепельно поворачивается ко мне:
— Ольга, давай в мой кабинет. Прямо сейчас.
Так и начинается формальный разбор. Меня трясёт, руки холодные. Внутри что-то кричит: «Господи, за что мне это?!» Но одновременно я ощущаю странное облегчение: всё, точка невозврата. Прятаться больше незачем.
Мы сидим с Денисом за его рабочим столом. Штора пропускает серые сумерки, на улице череда машин ревёт на светофоре. Денис скрипит зубами, слушая мою сбивчивую речь. Я путаюсь, потом собираюсь и объясняю, что Артём не раз пытался меня «заигрывать», позволяя себе недопустимые вольности. Сегодня всё достигло апогея.
Денис хмурит брови, ответственно кивает, бросает взгляд на дверь:
— У нас в компании политикой строго запрещены подобные вещи. Не могу поверить, что он дошёл до подобного…
Я замолкаю, зная, что теперь придётся писать объяснительные, давать показания.
К вечеру я опускаюсь на своё кресло, словно отработанная безвольная кукла. Ирина рядом, шёпотом спрашивает:
— Тебе плохо? Хочешь, вызову такси, а то в таком состоянии за руль нельзя.
Я машинально киваю.
Дома муж застаёт меня лежащей на диване, уставившейся в потолок:
— Привет. Что… ты плакала?
Я коротко рассказываю. Он хмурится, что-то тихо бурчит, возможно, ругается. Затем наконец садится рядом, берёт мою ладонь в свою и, пусть не совсем уклюже, но всё-таки спрашивает:
— Хочешь, поедем завтра вместе в офис и разберёмся?
Мне вдруг хочется прижаться к его плечу, потому что в этот момент я осознаю: да, мне, чёрт возьми, сейчас очень нужна поддержка. Отвергаю мысль, что всё может кончиться дракой.
На следующее утро я встаю как в тумане. Мы решаем с Станиславом, что он отвезёт меня на работу, а спустя пару часов зайдёт, чтобы поговорить с Денисом и понять, как лучше действовать, если карта ляжет на более серьёзные меры.
Ирина сразу подбегает, озабоченно смотрит на меня. Я стараюсь улыбнуться, но выходит кривая гримаса. В этот момент коридором идёт Артём, на шее у него красуется шарф, скрывающий, по-видимому, синяк или царапину. Смотрит на меня недобро, но, кажется, уже без своей надменной ухмылки. Может быть, хоть каплю страха теперь прочтёт в моих глазах? Интересно, боится ли он сам?
Я внимательно слежу за ним, когда он скрывается за поворотом. В груди сжимается пружина, но уже не от паники — от готовности дать отпор. Я собираю все бумаги, которые могут пригодиться в случае служебного разбирательства. Ирина помогает печатать несколько заявлений о происшествии, которых, надеюсь, мне не придётся рассылать.
Заказывается обед, в офисе деловая суета. Денис врывается в наш комнатный отсек, бросает на меня озабоченный взгляд и зовёт меня вон из комнаты. Мы выходим, он говорит:
— Я разговаривал с Артёмом. Он утверждает, что ничего «особенного» не делал, а ты сама будто переборщила.
Я сжимаю руки в кулаки:
— Ну да, «не делал», конечно. Каждый день свои «предложения» подкатывал, а потом… — не могу договорить. В голове всплывает этот жуткий хлопок.
Денис осматривается:
— Я верю тебе. Но мне придётся согласовать шаги с юристами.
У меня из горла вырывается горький смешок.
Ближе к вечеру в офис заходит Станислав, держа в руках тот самый нож в футляре, будто припрятал его в сумke. Я поражённо качаю головой:
— Ты зачем принёс?
Он смотрит прямо мне в глаза:
— Просто так. Для символического эффекта, — говорит слегка насмешливо, а сам бросает взгляд на дверь, за которой предположительно находится Артём.
Я хватаясь за голову, умоляю:
— Не вздумай ничего устраивать! Нам только проблем не хватало.
Проходит несколько минут тревожного ожидания. Денис зовёт нас в конференц-зал, где уже сидит Артём. Вид у него недовольный, верхняя губа подрагивает, взгляд исподлобья. Станислав, стиснув футляр, садится рядом со мной. Я чувствую, что любое неосторожное слово может стать искрой, бросающей нас в пучину скандала.
Но удивительно, что Артём не распускается. По-видимому, он понял, что ситуация серьёзная. Сидит молча, Денис объясняет, что проведение служебного расследования неизбежно. Артём отводит взгляд, почти еле слышно произносит:
— Ладно… не хотел никого… доводить. Я и не думал…
Я вскидываю брови. Как же быстрее всего выразить всё то, что кипит во мне?
Станислав кашляет. Он медленно открывает футляр, вынимает нож — и все напряжённо смотрят, как лезвие холодно поблёскивает в свете лампы. Я тяжело сглатываю. Муж тихо говорит:
— Я не собираюсь никого резать. Просто хотим дать понять, что есть вещи, которые не терпят двусмысленностей. Шутить можно как угодно, но когда дело касается личных границ, всё, точка. — Его голос твёрдый, но без угрозы.
Артём вздрагивает, но ничего не отвечает. Кривится, как будто ему дают понять: он дошёл до предела.
В итоге Денис коротко резюмирует: «Мы оформим служебное замечание. Если подобное повторится, будет дисциплинарка. А если дело дойдёт до суда, это уже вне моей компетенции».
Я выхожу из зала, чувствуя, что ноги ватные. Артём трусцой направляется куда-то в сторону коридора, не оборачиваясь. Ирина хватает меня за руку:
— Ну как ты?
— Не знаю, смешанные чувства, но кажется… больше он не сунется.
Оставшиеся часы проходят в полумраке офиса. Кое-кто шушукается, будто бы я сама виновата. Но большинство поглядывает с пониманием, хоть и предпочитает держаться в стороне. Я уже не желаю углубляться в картины чужих реакций. В чайнике булькает вода, Ирина пытается скрасить напряжение короткими шутками. Я смотрю сквозь окно на темнеющие улицы. Всё сделано. И возвращаться назад, в состояние молчаливой жертвы, я точно не буду.
Перед уходом из офиса я в последний раз довожу до ума документы. Завтра придётся вдаваться в формальности, объяснять ситуации перед юристами. Но мне уже не так страшно. Подхожу к мужу, он дожидается у стойки администратора, сжимает нож в покрытом трещинами футляре.
— Никуда больше не понесу, — говорит он насмешливо и прячет его глубже в куртку.
Мы выходим на улицу. Холодный воздух бьёт в лицо. Я вздрагиваю от моросящего дождя, но вдруг понимаю, что дышу легче.
— Всё обязательно уладится, — тихо произношу, усаживаясь в машину.
Станислав бросает на меня взгляд. Я вижу, что он тоже переживает. Сцепляет руки на руле и качает головой, словно сам не верит, что обычно тихая и послушная Ольга способна на такое. Но я лишь слабо улыбаюсь: иногда приходится становиться сильнее, чем привык.
Дома, в прихожей, мне на секунду становится жалко саму себя: как будто потерялась часть той искренней и спокойной меня, которая, улыбаясь, пила кофе и думала о завтрашнем дне без страха. Но я отрезаю эти мысли, скидываю пальто, направляюсь в ванную, чтобы смыть накопившуюся за день грязь — не только офисную пыль, но и всю горечь. Хватит.
Утром, когда я просыпаюсь, на тумбочке всё ещё лежит аккуратно упакованный мужем нож. В лучах раннего солнца ручка отливает спокойным блеском. Я провожу пальцем по застёжке футляра и ловлю себя на мысли: В каждой из нас дремлет нечто острое, способное резануть, если нас вынудить. А некоторые мужчины и вправду не понимают слова «нет»… пока не увидят, насколько сильным может быть наш удар.
И всё же на сердце у меня уже больше уверенности. Я не боюсь вспоминать вчерашний день. Пусть этот урок и оставит шрам на моих нервах, но зато я не позволила себя сломать. Возможно, я и не хотела никого ранить, но иногда приходится резать по живому, чтобы вернуть себе право на спокойствие.
В коридоре раздаётся звонок телефона. Я слышу облегчённый голос Станислава: он куда-то отвечает: «Всё нормально, ситуация решается, спасибо за предложение помощи… Да, жена в порядке…» Закрываю глаза и понимаю: это моя новая реальность, в которой я больше не жалею, что не промолчала.
Я бросаю взгляд сквозь окно на ещё сероватое небо. Сегодня будет очередной рабочий день, но теперь я встаю с твёрдой спиной и ровным дыханием: мне уже нечего терпеть.
И если кто-то ещё раз подумает, что «нет» — это просто фигура речи, он рискует узнать, как больно бьёт степлер человека, вышедшего из себя.
