Тишину всколыхнул резкий звонок. Максим замер на пороге детской, а сердце неприятно сжалось, будто чужая рука ухватила его изнутри и потянула в прошлое. Он знал, что этот вызов никогда не будет отвечен тем голосом, который так отчаянно искал. Закончившийся гудок оставил горечь воспоминаний: последний раз незнакомый номер звонил год назад, в ночь, когда её не стало.
Он привычно сжал телефон в руке и прошёл на кухню. Три пары детских ботинок уже стояли у порога,готовые к утренней спешке по школам и секциям. Старшая Вероника то и дело напоминала ему о тренировках по плаванию, средняя Саша уже неделю пыталась убедить отца, что пора научиться сама варить суп, а маленький Илюша почти не говорил, только прижимался к Максиму и складывал губы так, словно хотел спросить: «Почему мама не отвечает?»
В детской всё было разбросано: простыни свешивались с двухъярусной кровати, недочитанные книжки валялись под столом, а в углу грустил плюшевый мишка без одного уха. Максим хотел навести порядок, но ни сил, ни времени уже не оставалось. Подумал: «Сделаю это завтра, обязательно сделаю…» И почувствовал, как горло сдавило от подступивших слёз, ведь завтра почти никогда не наступало.
Накатывала тоска, перед глазами всплывала её улыбка. Он помнил, как жена всегда успевала убрать комнату, собрать детей и ещё ухитрялась нашептать ему на ухо десяток смешных планов на вечер. Теперь же он, обхватив голову, еле находил в себе силы завести их старенькую машину, чтобы развезти ребят по школам.
— Пап, я кашляю, — прошептал Илюша и посмотрел заплаканными глазами.
— Я знаю, малыш. Сейчас сделаем ингаляцию. Потом поедем к врачу.
Он позвонил тестю и теще. Надеялся, что бабушка сможет посидеть с больным внуком, пока сам будет искать хоть пару часов, чтоб сдать отчёт на работе. Однако на другом конце провода голос отца жены звучал напряжённо:
— Максим, мы бы рады, но у нас свои дела. Старость — тоже не сахар, понимаешь?
Максим понимал, но это не облегчало состояния. Выдавил в ответ дежурное «Спасибо» и положил трубку. Оставалось горькое ощущение, будто он просит подаяния.
Под вечер температура у Илюши подскочила ещё выше, Саша жаловалась, что не может найти спортивную форму, а Вероника заперлась в ванной и вышла оттуда с покрасневшими глазами. Он хотел спросить, что случилось, но слова застревали в горле: справится ли он с их проблемами, когда сам еле держится на ногах?
«Мне нужна передышка… хоть час тишины, чтобы подумать», — мелькнуло в голове, но тут же отодвинулось новой волной детского плача. Максим подхватил сына и направился к машине. За окнами мутная февральская темень разливалась по двору, а он чувствовал, как давит на грудь ответственность: трое детей, работа, бесконечные счета и пустота, которую никто не может заполнить.
На обратном пути он на некоторое время забрался в свой телефон: хотел найти старую переписку с подругой жены. Может, она смогла бы что-то посоветовать… Но последнее сообщение оказалось от незнакомой женщины, с которой Максим переписывался по советам психолога: «Вам нужны спокойствие и поддержка, но я не готова к общению сейчас. Извините». Строчки обожгли сильнее, чем хотелось признать. Как будто и вправду не нашлось на этом свете никого, кто мог бы протянуть руку, когда сам он отчаянно пытается не утонуть.
Ночью Илюша перестал кашлять, но у Саши вдруг поднялась температура. Девочка вся горела, и Максим в панике рвал на себе волосы:
— Дочка, держись, сейчас сделаю всё, что надо. Вызову врача, дам тебе лекарство.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Сердце колотилось: «Что я делаю не так? Почему всё валится из рук? Почему у меня нет права на ошибку?»
Отчаяние пришло, когда сутки бессонницы слились воедино. Он всё-таки уснул на пару часов и проспал важное совещание. Начальник, человек строгий и не особо чуткий, позвонил и отчитал Максима, чем окончательно вышиб его из колеи. Тогда-то и появился странный холод в груди, и Максим понял: дальше тянуть невозможно. Пора просить настоящей помощи у тех, кто может выделить время, а не просто кормить обещаниями.
Первым делом он поймал Веронику, когда та в очередной раз молча закрылась в ванной. Постучал осторожно:
— Вера, ну-ка выходи. Нам нужно поговорить.
— Чего тебе, пап? — раздался тихий голос.
— Послушай, может, тебе тоже трудно. Я понимаю. Мама всегда знала, как тебя успокоить, а я… — он запнулся и почувствовал колючие слёзы у самых ресниц.
— Я не хочу с тобой ругаться, просто мне маму жалко вспоминать, — всхлипнула девочка. — Я про неё почти всё время думаю, а рассказывать не могу, боюсь, у тебя другие заботы.
— Постой, у меня все заботы тут, — он провел рукой по её растрёпанным волосам. — Мне тоже страшно, Вера. Но мы можем хоть немного полегче друг другу сделать, да?
Словно отступила стена непонимания, и в душной ванной вдруг стало дышать чуть свободнее. Он обнял дочь и пообещал, что попробует делить с ней переживания, а не замыкаться.
На следующий день Максим пригласил в гости тестя и тёщу. В доме царил вечный бедлам: валялись детские тапочки, на столе два неубранных тарелки с кашей, а на подоконнике сиротливо торчал засохший цветок. Гости переступили порог с видом людей, которые не знают, как оценивать этот хаос. Тёща тяжело вздохнула:
— Думаешь, я могу без устали сидеть тут и нянчить всех? Ты же всегда сам справлялся.
— Да не справился я… — глухо отозвался Максим. — Признать это непросто, но у меня ничего не выходит. Я прошу вас: помогите.
Тесть посмотрел на заплаканного Илюшу, мельком бросил взгляд на болеющую Сашу и кивнул жене:
— Надо помочь. У нас же внуки. Пусть Максим хоть немного придёт в себя.
Это было легче, чем он воображал. Негромкий разговор, к которому он готовился целую неделю, закончился парой умолкших секунд и соглашением тестя. Тёща тоже смягчилась:
— У нас не так много свободного времени, но если нужно, я буду хотя бы после обеда навещать вас. А по выходным они могут приходить к нам.
Максим вздохнул с облегчением, будто гора рухнула с его плеч. Ему хотелось что-то сказать, но слова путались. Он только улыбнулся, и тёща впервые за долгое время ответила ему тёплым взглядом.
Когда дети пошли на поправку, а в квартире наладился тихий распорядок, Максим поздним вечером пересматривал старые фото на стене. Жена улыбалась с каждого снимка, и уже не казалось, что эти фотографии — лишь упрёк в ошибках и упущенных возможностях. Скорее, они стали памяткой о хороших днях, когда они были семьёй во главе с нежной, заботливой матерью. И теперь, отпустив на миг собственную вину, он ощутил странное тепло, почти похоже на её поддержку.
— Папа, ты с нами? — спросили дети, толпясь в дверях спальни.
— Да, конечно. Как же иначе, — ответил он тихо, подняв голову.
Двое скромно улыбнулись, а Вероника даже подмигнула, словно утверждая, что семья объединяется вновь. Максим понял, что впереди ещё много тяжёлых дней, но и надежда приходит не откуда-то извне, а из этой квартиры, из их общего быта, где он уже не один среди беспощадных забот.
Поздней ночью он аккуратно убрал в шкаф телефон, который упорно молчал весь день. Теперь от этого молчания не становилось так горько. Он чувствовал, что сможет позвонить первым, если появится желание поговорить с кем-то о новой жизни или попросить совета. И если очередной звонок невольно напомнит о невозвратном прошлом, он уже не сбежит, не сожмётся в комок. Он сделает глубокий вдох и поднимет трубку, прекрасно зная, что его дети рядом, а память о любимой жене — это не только боль, но и сила, которая учит жить дальше.
