Борис держал в руках тяжёлую газонокосилку, слушая её тихое урчание, словно приноравливался к звуку, прежде чем нажать на кнопку стартера. Оглянулся: летнее утро спустилось на улицу, и солнце пробиралось сквозь кол колыхающихся листьев. Было воскресенье, ещё не пробило восемь, казалось, все нормальные люди должны мирно спать. Но за забором вдруг что-то зашумело — несколько голосов, громкий щелчок каких-то дощечек и смех. Борис нахмурился.
Он знал каждого на этой тихой улице, все обитатели давно привыкли к размеренному распорядку, особенно в выходные: никто не шумит, не сверлит и не косит траву раньше положенного времени. Да и он сам, если брался за газонокосилку, старался не нарушать драгоценный покой до восьми утра. Но сейчас было всего десять минут седьмого, а уже такая возня. “За минуту до начала — почему именно воскресенье?” — с досадой подумал он. Ему резко расхотелось возиться с собственной лужайкой.
Борис аккуратно поставил косилку у ворот и решил выяснить, какой умник решил затеять шумное строительство ни свет ни заря. Вспомнил, как на днях приехала новая семья в дом на соседнем участке, и краем уха слышал от старожилов, что эти новички вообще не особо дружат с местными правилами. Монтаж беседки без уведомления, вопли и музыка по вечерам. Возможно, сегодня они планируют довести начатое — как раз в тот момент, когда вся улица жаждет спокойного сна.
Он обошёл аккуратную клумбу с розами и выглянул за забор. На новом участке копошились трое: высокий мужчина с наспех надвинутой кепкой, женщина в платке и ещё парень лет двадцати, видимо их сын. Все оживлённо таскали стройматериалы, и выглядело это так, будто они пытались успеть сделать всё до официального пробуждения соседей. Или пока кто-то не настучал, подумалось Борису.
— Здравствуйте, соседи, — негромко заговорил он, но те его не услышали и продолжали разговаривать перекрывающими друг друга фразами. Тогда Борис чуть повысил голос: — Э-э-эй! Не рановато ли для такой работы?
Высокий мужчина на миг задержал взгляд, чуть поморщился и что-то буркнул жене. Она бросила на Бориса взгляд через плечо, при этом не остановилась, а лишь толкнула сына локтем: дескать, не отвлекайся. Бориса это не на шутку задело. Он знал, что формально имеет право позвонить в администрацию или даже участковому — шум до восьми утра запрещён.
Впрочем, у Бориса были свои методы. Он прослыл на улице человеком крайне щепетильным, даже назойливым: любил фотографировать любые нарушения соседских норм и передавать снимки в местное товарищество собственников жилья. Тем ребятам, по их же признанию, фото порой надоедали, но Борис верил, что принципиальность работает во благо. Он не хотел ссориться, но любил порядок и чётко понимал, как этот порядок нужно отстаивать.
Сквозь соседский забор потянулся чужой щенок — видимо, и у них была собака. Короткий писклявый лай взбесил сторожевого мохнатого пса с другого участка; тот залаял так, что утренняя идиллия окончательно пошла прахом. Борис тяжко вздохнул: летом, когда все окна приоткрыты, лай и гул слышны на всю округу.
— Вот же, — прошептал он, отворачиваясь, — опять всё на меня повесится: скажут, что я вечно чем-то недоволен.
Он перешёл через дорожку к гаражу, достал телефон, чтобы зафиксировать, как новые соседи шумят: лёгкий зум — и уже видно, как они неподобающие конструкции собирают. Рано утром, без оформления документов. Борис хмыкнул и, прищурившись, сделал несколько снимков.
За этими фотографическими делами его настиг другой сосед, Сергей. Тот выглядел таким же озадаченным: в одной руке застыл пакет с мусором, в другой — бутылка воды.
— Слушай, Борь, а чего это они разорались так рано? — выдохнул он, подходя ближе. — Вроде бы позавчера говорили, что оформили бумаги на что-то… Но неужто чтоб в шесть утра строить?
— В том-то и проблема, — сухо отозвался Борис. — Надо проверить, оформляли ли они вообще.
Сергей сочувственно кивнул, содрогаясь от очередной вспышки собачьего лая. Потом вдруг добавил:
— Да, ты знал, что кто-то уже жаловался на их шумную компанию вечером? Мол, громкую музыку включали, потом костёр жгли, искры летели на забор. Не удивлюсь, если они и в этот раз решили наплевать на всех.
Борис прикусил губу. Ему не нравилось превращаться в сторожа, но за годы жизни на этой улице он привык, что порядок держался во многом именно потому, что не случалось подобной самодеятельности. Если все начнут точить пилы, молотить гвозди и косить газон, когда вздумается, превратится их милый район в напряжённую зону вечного шума.
Через час новички разошлись: кто-то уехал на большой машине, оставив стройматериалы прямо посредине двора. К тому моменту уже многие соседи проснулись. Анна Петровна, ветеран местных дрязг, позвонила Борису:
— Да что ж это такое творится, Боренька? Слышу, шумели с утра, прямо под окнами у меня. Разве можно так? — голос у неё звенел, как туго натянутая проволока.
— Я уже всё запечатлел. Если что, в правление напишем, — пообещал он, стараясь звучать бодро и нейтрально.
Он и сам чувствовал, что терпение не вечное. К тому же впервые за долгое время он столкнулся с людьми, которые категорически не реагируют на замечания. Обычно же всё проще: если кто-то слегка нарушал тишину, стоило намекнуть, и всё стихало.
Обед наступил незаметно: Борис всё-таки скосил свой газон, аккуратно постриг кусты, стараясь дождаться расположенного для шума часа — после восьми, как и положено. Солнце припекало, и от свежесрезанной травы шёл густой запах. Как раз в этот момент он услышал, что на новом участке собрался целый ансамбль людей: громкие голоса, кто-то тарабанит молотком. Одним ударом никого не проймёшь, подумал он.
Под вечер пришло подтверждение, что новички ставят беседку. Кто-то из прохожих видел, как они привезли детали крыши и собираются возводить конструкцию прямо вплотную к межевому забору, нарушая отступ. Борис не выдержал и позвонил в муниципалитет — один звонок, потом второй. Ответили расслабленно, мол, “напишите заявление, укажите фамилии, если знаете, и приложите фото”.
— Фото у меня есть, — отчеканил Борис, покосившись на заполненную мобильную галерею.
— Хорошо, присылайте, — произнёс женский голос в трубке.
Борис представлял, как там, в офисе, пожимают плечами, гадая, почему не может он подождать до понедельника. Но ему важно было обозначить, что люди не намерены соблюдать правила.
Позднее вечером, когда улица уже погрузилась в сумерки, Борис сидел за компьютером, просматривая свежие снимки. На почти каждом кадре видно, как кто-то из новеньких тащит доски, закрепляет крышу, крепит стены беседки. Тут же он нашёл архив прошлых конфликтов: как какой-то сосед выгуливал своего пса без поводка, как некто не убрал с дороги крупногабаритный хлам. Всё это казалось глупыми мелочами, но именно такие мелочи создавали или разрушали гармонию на улице.
Он остановил взгляд на снимке рыжей собаки, которую увидел за сетчатым забором утром. Щенок, судя по всему, вечно несдержан. Короткий лай в кадре не слышен, но Борис прямо воображал, как тот беспорядочно срывается на любой шум. И это тоже будет ещё одним камушком в копилку жалоб.
На следующий день ему позвонили из администрации. Сухо сообщили, что заявление принято, а решение по нему не скоро. Борис коротко ответил, что ему главное зафиксировать факт, а дальше он готов и сам встретиться с новыми соседями — лишь бы они не думали, что в этом районе царит анархия.
К обеду стало ясно: соседи не собираются останавливаться. Из-за забора слышались звуки пилы, переходящие в ленивый гул — уже не такой громкий, но соседняя собака опять-таки подхватывала их любые действия истошным лаем. Борис выходил на улицу с телефоном, готовый к новым кадрам. И тут к нему подскочил сын тех самых новеньких, молодой парень в красной футболке.
— Эй, что ты всё подсматриваешь? — выпалил он, переводя взгляд с Бориса на фотоаппарат в его руках.
— Я? — Борис даже растерялся на секунду. — Снимаю, как вы шумите. Хочу, чтобы вы поняли: здесь все люди соблюдают распорядок.
— Да что нам твой распорядок! — фыркнул юноша, и было видно, как в нём зажигается возмущение. — Вы же все тут деревенские зануды! Мы построим что хотим, когда хотим!
На этот крик тут же выглянула мать парня: женщина с высоким хвостом, тень раздражения мелькнула у неё на лице.
— Сынок, иди помогай отцу, не трепи языком, — коротко бросила она и зыркнула на Бориса презрительно: — А вы не указывайте нам, что делать.
Борис почувствовал, как внутри вскипает чувство несправедливости. Его предупредительные советы и спокойные замечания воспринимались в штыки, будто он злодей, охотящийся на добропорядочных граждан. Но нет, он-то знает, что права соседей не должны нарушаться бесконтрольно.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Вечером позвонил Сергей и сообщил, что новенькие подали встречную жалобу, утверждая, будто Борис специально шумит своим триммером на рассвете, мешая им спать. Сергей находился в шоке:
— Там написано, что ты якобы косишь газон чуть ли не в шесть часов утра. Да ты же аккуратист, всегда соблюдаешь время.
— Вот и я про то, — обречённо выдохнул Борис. — Но им надо же как-то ответить на мой протест: решили оклеветать.
Он сидел дома, оглядываясь на фотографии, которые успел насобирать. Папка разрасталась: беседка, куча досок, нарушена граница — налицо явное несоответствие нормам. Но бюрократия не умеет реагировать мгновенно, а конфликт волнами захлёстывает и остальных жителей: кто-то уже начал жаловаться на постоянный лай щенка, кто-то ругает Бориса за чрезмерную дотошность.
На третий день вся улица гудела: мол, Борис и новенькие “ведут войну”. Один соседом прямо в лицо выдал ему:
— Да вы бы лучше сели за стол переговоров и всё обсудили, зачем снимать скрытно?
Борис пожал плечами:
— Не уверен, что они готовы к диалогу. Слышал их реакцию: “Будем делать, что хотим”.
Часам к пяти вечера на улице остановилась машина с сотрудником местного самоуправления. Некий Виктор Львович вышел из неё, осмотрел постройки, деловито поглядел на Бориса, взял какие-то пояснения. Новенькие, заметив гостя, сразу ушли в дом, громко хлопнув дверью, — контактировать явно не собирались. Впрочем, Виктор Львович сказал, что соберёт всех соседей завтра на общее собрание, где можно будет мирно обсудить жалобы и прийти к согласию.
К вечеру Борис сел за свои заметки. У него были уже целые списки нарушений: несоблюдение санитарных норм, шум до восьми утра, беседка прямо под забором, собака воет без намордника. Родилось у него и смутное сомнение: а не перегибает ли он палку? Но нет, у человека есть принципы, и если их нарушать, то развалится всё.
Наутро долгое жужжание звонка выдернуло его из полусна. За воротами стоял всё тот же парень в красной футболке, но теперь он выглядел напряжённее.
— Мама сказала, чтобы вы подошли, — процедил сквозь зубы он. — Говорит, мы хотим показать разрешение на постройку.
Борис отложил телефон. Как ни странно, он обрадовался: наконец-то хоть какой-то диалог. Но когда заглянул к ним во двор, все снова кричали громче собаки. Отец семейства тряс каким-то листком перед глазами Виктора Львовича, когда тот успел подъехать. Там говорилось, что они имели право на “малые архитектурные формы”, пусть и с оговорками. Борис не сдавался, указывая на расстояние до забора, а новенькие огрызались, что “другие соседи давно строят беседки без всяких ограничений”.
Собрание решили провести днём, чтобы максимальное число людей могло присутствовать. Вокруг небольшой детской площадки поставили лавки, и туда стянулось с десяток жителей. Приехал и председатель правления, и Виктор Львович, и кто-то из местных активистов. Новенькие уселись молча, женщина нахмурилась, парень провёл рукой по причёске.
— Друзья, у нас конфликт из-за шума по утрам и из-за соседской постройки, — начал Виктор Львович. — Давайте попробуем найти общий язык.
— Какой общий язык? — вскинулась новенькая. — Нас тут будто врагами выставляют!
— Вам говорили, что нельзя шуметь до восьми, — тихо напомнил Борис.
— Мы не шумим! Мы просто… работаем, — огрызнулся отец семейства. — Днём жарко, с утра удобнее.
— С утра у других людей законный сон, — не уступал Борис. — И собака ваша лает без перерыва!
— Да мы и собаку скоро научим, — прервал парень. — Злющий она, потому что местные вечно злят её, фоткая за забором!
Поднялся ропот, кто-то усмехнулся, кто-то зашикал. Всё скатывалось в очередной обмен упрёками, и вдруг председатель правления попросил слова:
— Соседи, давайте напомним, что есть регламент: время тишины, время, когда можно работать. И есть норматив расстояния от забора. Кто будет спорить, что беседка стоит слишком близко к границе участков?
Произошла пауза. Новички взглядом попросили поддержки у остальных. Но никто не решился вставать на их сторону. Анна Петровна лишь пожала плечами:
— А что нам остаётся, товарищи? Правила есть правила.
Женщина с хвостом покраснела, а отец семейства что-то прошипел. Однако Виктор Львович заявился, что готов пойти на компромисс: раз некоторые их бумаги в порядке, то можно узаконить постройку, если они отодвинут её хотя бы на метр и перестанут шуметь в ранние часы.
— И собаку приучите, — вставил Борис. — Иначе мы напишем новую жалобу, там уже штраф.
— Вот как… — Отец семейства мрачно покачал головой. — Ладно, сделаем.
Повисла напряжённая тишина. Все понимали, что договорённость на словах ещё не значит, что завтра они не начнут опять стучать с рассветом. Но хоть какое-то перемирие обозначилось.
Соседи молча разошлись. Борис вышел на улицу с чувством облегчения — если правда с беседкой разберутся, дальше будет проще. К нему поодиночке подходили люди, кто-то благодарил за настойчивость и сказал, дескать, “хорошо, что ты умеешь зафиксировать всё и не бояться жаловаться”. Но кто-то шёпотом упрекал его в излишней язвительности и напоминал, что новые соседи тоже люди, а не враги народа.
Часам к шести вечера телефон Бориса вибрировал от входящих сообщений. Пришло групповое уведомление в чате района: “По результатам собрания: соглашение достигнуто, шумные работы — только по правилам, беседка — с учётом положенной дистанции. Всем спасибо за участие!”
А потом, в отдельном окошке, личное сообщение от председателя: “От меня — спасибо, Борис, за принципиальность. Без тебя дальше вообще пошло бы наперекосяк”.
Борис заметил, что внутри поднялась крошечная радость признания. Он заглянул на задний двор — газон выглядел образцово, косилка стояла возле гаража. Может, и правда не зря он столько лет стриг траву в строго определённый час, показывая пример.
Позже вечером, когда над крышами начали собираться маленькие звёзды, Борис выглянул за забор. Новенькие как раз сматывали удлинитель, укладывали инструменты — без лишних разговоров и вроде не производили ужасного шума. Рыжий щенок не лаял, лишь тихо сопел, обнюхивая ведро с гвоздями. Женщина с хвостом заметила, что Борис смотрит, и неловко улыбнулась. Он в ответ кивнул.
Тишина окутала улицу. Кто-то скоро ляжет спать, кто-то ещё посидит под фонарём, вдыхаючи тёплый запах ночных цветов. Борис поймал себя на мысли, что ему почти жаль, что всё закончилось так буднично, без громких скандалов. Но тут же понял: если всё спокойно и каждый уважает другого — это же прекрасно.
Наутро он обнаружил в почтовом ящике две благодарственные открытки: одна от Сергея за то, что “защитил тишину”, а другая с простым текстом “Спасибо” — без подписи. Наверняка, от новеньких. Борис рассматривал открыточки, и на губах мелькала улыбка. Всё-таки есть надежда, что люди могут договариваться, если захотят.
Вдруг вдалеке, за домами, рукавом наполз новый звук: будто кто-то включил музыку. Слишком громко для раннего утра. Борис прислушался. Такой знакомый резкий ударный ритм расходился по воздуху. Он бросил взгляд на газонокосилку, припаркованную в углу, и тихонько усмехнулся. Ему вспомнились все прошедшие конфликты, бесконечные разговоры, жалобы, обещания соблюдать тишину.
Единственное, что вертелось в голове, — а что если завтра кто-то вновь нарушит эти самые правила.
