Она выбегает из подъезда, держась за ручку старой двери так, словно это последняя опора в стремительно летящем дне. Яркий оранжевый шарф выбивается из тёмного окружения дождливого утра. Запихнув в сумку документы, она прижимает посылку к груди и ускоряет шаг — сегодня уже позднее утро, а почтовое отделение, скорее всего, успело обрасти километровой очередью. Холодные капли бьют по щекам, напоминают, что времени совсем мало. И вдруг в голове вспыхивает мысль: не указан 1-й класс доставки. Щёки постепенно краснеют не только от прохлады, но и от досадного осознания, что это упущение может превратить ее планы в очередную почтовую эпопею.
Она пристаёт к редким прохожим с вопросом, далеко ли до почты, и получает в ответ грязноватые взгляды и вялые кивки: все спешат, участок дороги перекопан, обойти можно только по узкому жёлобу между забором и лужами. Внутри нарастает отчаяние: подарок для дочери должен был отправиться первым классом, чтобы добраться точно к её празднику. Но оставалось ли время, чтобы вернуть посылку и оформить всё заново? Сердце бьётся так, будто через мгновение сорвётся в бездонную пропасть. «Ничего страшного, — шепчет она себе, — успею, попрослю сотрудников переделать, они люди, должны войти в положение. В конце концов, я же не злоумышленница какая-нибудь, у меня просто дочка ждёт…»
Взгляд выхватывает внушительное здание с облупившейся табличкой «ПОЧТА», лужи отражают небо в серой пассажирской мелочи. Она останавливается у крыльца, судорожно вдыхает прохладный воздух, пытается успокоиться. Снаружи кто-то жалуется на курьера, вдалеке воркуют голуби, равнодушные ко всем человеческим метаниям. Она хочет войти, но почему-то медлит, слишком уж много воспоминаний у неё о потерянных извещениях, затерянных заказных письмах и тяжёлых разговорах с недовольными работниками. «Только бы всё прошло без коллапса», — думает она, прижимая конверт к себе, словно это хрупкий ребёнок.
Внутри, как и ожидалось, её встречает длинная вереница неприкаянных людей. Большинство переминается с ноги на ногу, кто-то листает телефон, пожилая пара недовольно обсуждает очередное повышение тарифов. Женщина с посылкой старается сдвинуться поближе к окошку, одновременно ловя на себе недоброжелательные взгляды: никто не желает уступать даже сантиметра. Тишину прерывает строгий голос:
— Проходите по номеру, здесь не толпитесь, — говорит сотрудница за прилавком, но у неё явно нет желания наводить реальный порядок.
Она переминается, чувствуя острое желание сразу прояснить, можно ли изменить класс отправления. Но очередность не прощает самодеятельности: люди, стоящие в тесной связке, почему-то убеждены, что любое обращение к сотруднику — это покушение на их драгоценное место. Девушка-телефонистка уже скучает в другом окошке, выкрикивает фамилии заказчиков, но протагонистка не в списке, ведь она не успела оформить посылку как положено.
Вот к её плечу прижимается мужчина в яркой ветровке. Его волосы ещё влажны от дождя, на шее болтается служебное удостоверение курьера. Он бросает на неё быстрый взгляд.
— Тоже в отделение попали? — спрашивает тихо.
Она кивает, замечая, что у него усталые глаза, полные застарелого раздражения, будто он перманентно конфликтует с этой системой.
Протащившись метра на три вперёд, она, наконец, решается на скромный прорыв:
— Извините… я просто узнать, могу ли я сейчас поменять способ доставки? Посылка уже упакована, но я забыла пометить 1-й класс… — Она старается говорить негромко, чтобы не раздражать очередь ещё сильнее.
Сотрудница с усталым лицом глядит сквозь неё:
— Можете, конечно, но это надо аннулировать предыдущее отправление. У вас посылка уже пропечатана?
— Нет, я… только до окна не дошла, — она прикусывает губу, понимая, что соврала. Ведь конверт уже с наклеенной маркировкой, но без 1-го класса.
— Тогда оформляйте, но не через меня, а в другом окне. У меня заказные письма и коммунальные. Он там, в конце зала, — отмахивается женщина, указывая куда-то за толпу.
Она бредёт к тому окну, натыкается на коляску с пищащим младенцем, слышит обрывки споров: кто-то получил не ту бандероль. Наверное, все эти сцены в разных вариациях повторяются каждый день. Её шарф, ещё недавно таким игривым пятном, кажется неуместно весёлым в этом полумраке. Жидкий свет ламп раздваивается на синих стенах, и на душе становится ещё тяжелее.
В другом окошке сидит молодая сотрудница с хмурым лицом, уставленная горой форм и ведомостей. Женщина хочет вежливо поздороваться, но не успевает и рта открыть, как её опережает мужичок в зелёном ветровке:
— Примите срочно, мне только одну подпись поставить!
— Мне бы переделать класс доставки, — перебивает героиня, невольно повышая голос.
Сотрудница поднимает глаза, оглядывает обоих строго:
— По одному! У меня тоже своя очередь. Что вы думаете, я тут бездельничаю?
Женщина отшатывается, пытаясь совладать с этим шквалом негатива. Курьер тихо ругается себе под нос и уходит обратно в общий зал. А она остаётся, твёрдо решив добиться своего. Всё-таки недостаточно просто ждать, ведь на кону так много.
— Простите, — повторяет она, чувствуя, как в голосе прорастают обида и нервозность. — У меня посылка. Надо оформить 1-й класс. Но у меня уже напечатан штрихкод…
— Если у вас наклейка без отметки «1-й класс», значит, придётся всё заново. Таков порядок, — строго говорит сотрудница, продолжая проверять какие-то бумаги.
— Можно ли её аннулировать сейчас? Я только вышла из очереди, вы меня ещё не обслуживали. Может, вы просто замените наклейку?
— Нет, у нас нет такой функции. Я не буду рисковать знаком, который уже пробит. Будьте добры оформить возврат, а потом заново оплатить отправление.
Слышать слово «возврат» — это всё равно что подписать себе страдания на целый день. Женщина вспоминает давнюю историю, когда ей потеряли фотографию из-за неверно указанного индекса, и тогда же вернуть пакет оказалось невозможно. Возможно, система не позволяет расширить тип доставки, потому что «сверху» так велено. В воздухе разлито очевидное равнодушие, и её нервы на пределе.
Она ищет глазами начальника отделения, но видит лишь массивную дверь без опознавательных табличек. Постучавшись, натыкается на сердитую даму в тёмном пиджаке:
— Кто вы такая? Почему без разрешения сюда вошли?
— Мне сказали, что нужно заново оформлять пакет, а времени нет. Я… очень важно, чтобы посылка пошла первым классом. Разве нельзя это поправить в системе?
— У нас всё регламентировано, — отрезает начальница, поправляя каблук, застрявший в линолеуме. — Не можете ждать — оформляйте возврат. Для нас это будет отдельная заявка. Дальше — по списку.
Она застывает, не веря, что так просто всё обрывается.
— Но ведь дочь ждёт эту посылку, — говорит женщина, сглатывая ком боли, — у неё завтра день рождения.
Начальница слегка смягчает тон, но всё так же не даёт никаких шансов:
— Понимаю. Но мне жаль, у нас порядок такой. Поначалу тоже думала, что можно гибко подходить к ситуации… а потом писала объяснительные. Идите с квитанцией в общий зал, просите форму на возврат.
Женщина выходит, чувствуя, как маленькие искры злости разгораются внутри. Повсюду вокруг неё стоят люди, каждый со своими проблемами, но она не может бросить попытки решить свой вопрос. Обществом правит холодная бюрократия, и у неё нет выбора, кроме как пробиваться.
— Господи, да разве это справедливо? — шепчет она себе. — Почему всё настолько усложнено?
Бум очередной громкой ссоры раздаётся в конце зала: мужчина ругается с сотрудницей, уверяя, что его посылка куда-то пропала. Её тоже ждёт что-то подобное, если она доверит подарок отправке без 1-го класса. В глубине души она понимает, что для почты будет всё равно, если посылка опоздает на несколько дней, но для неё — это тот самый шаг от тепла и заботы к равнодушию официальных процедур.
— Вот что, — наконец решает она, подходя к стойке, — я буду оформлять возврат. Немедленно. И заново оплачивать отправку.
— Хорошо, — отвечает сотрудница, снова не глядя на неё. — Заполните вот эти бумаги.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Бумаги! Длинный лист с клетками, куда надо вписать свои паспортные данные, причину возврата, время, дату — всё под копирку. Ручка не пишет, чернила не прокатывают по влажному бумажному слою. Она, не выдержав, берёт запасную из сумки: любит держать при себе всё для непредвиденных случаев. Эх, если бы там же был и план «Б» на этот почтовый ад…
Она садится к маленькому столику, где уже скапливаются такие же потерянные люди. Кто-то пишёт жалобу, кто-то заполняет бланк отправки, кто-то счищает засохшую марку ножничками. Под потолком мерцают тусклые лампы, на стенах унылые плакаты: «Соблюдайте порядок», «Вежливое общение — залог взаимопонимания». Смешно, в реальности все отчаянно хотят только поскорее уйти.
Курьер из предыдущих сцен снова мелькает за её столиком. Он бросает короткое:
— Я уже полдня здесь торчу. Не взяли мою бандероль, сказали, что адрес якобы в программу не пробивается. Система «сбойнула», — он смеётся невесело. — Думаю, плюну и уволюсь, честное слово.
Ей хочется ему посочувствовать, но сама погрязла в своих бумажках. Скрючившись, записывает буквы аккуратно, без исправлений, потому что сотрудница уже подметила, что «исправления недопустимы». Сердце колотится всё сильнее. «Главное, чтобы всё это не затянулось до обеда, я не могу потерять целый день…»
Когда бланк заполнен, она дрожащей рукой подаёт его обратно. И снова вынуждена встать в ту же очередь, потому что здесь ничего просто так не принимают. Везде своя процедура. Снова пропускают по талончикам, снова выкрикивают фамилии. Запах табака смешивается с кислым запахом влажной одежды. Люди жалуются на жизнь, но все были готовы к такому раскладу: почта редко бывает местом приятных сюрпризов.
— Вы уже в очереди стояли, не помню? — спрашивает вдруг один пожилой мужчина, надвинув очки на кончик носа.
— Стояла, — отвечает она, — но мне надо возврат оформить, а потом заново посылку отправить.
— Не сочтите за грубость, но آپопали не в самый удачный день…
Она горько улыбается, будто в жизни вообще бывает такой «самый удачный день», когда система подстраивается под твои мелкие нужды, когда документы не теряются, когда чиновники реагируют на человеческие истории.
Снова подходит её черёд. Молодая сотрудница, которая раньше отмахивалась, теперь берёт бумажку и пристукивает по ней штампом, будто выносит вердикт.
— Хорошо, оформляю возврат. Следуйте в кассу.
— А как же 1-й класс для повторного отправления?
— Будете оформлять, как положено, после оплаты.
Вид у неё такой, словно в сто первый раз объясняет элементарные вещи. Женщина успевает бормотнуть «спасибо», хотя слова волочатся, как мокрые тряпки. В следующую секунду сотрудница уже зовёт другого посетителя. На почте нет времени для сочувствия: всё поставлено на конвейер, и люди обречены подчиняться.
В кассе, естественно, очередь. Мальчик-подросток, листающий соцсети на телефоне, пропихивается вперёд, не глядя на лица. Две женщины с хмурыми сумками скандалят из-за места. Нашей героине уже не хочется вмешиваться — хочется отвязаться от этого места как можно скорее. Правда, она не может бросить всё, ведь нужно гарантировать своевременную доставку.
«Вот кто-то получит письмо из прошлого, — думает она, — а моя дочь может не получить подарок на праздник». Странно, что такая мелочь — забыть указать 1-й класс — оборачивается часами разбирательств. Но разве именно эти мелочи не определяют нашу жизнь, вынуждая участвовать в вечном сражении за право быть услышанной?
Сквозь суету вдруг доносится спокойный голос:
— Следующий к кассе.
Она делает шаг вперёд, протягивает нужные бумаги. Кассир сосредоточенно вбивает какие-то цифры на клавиатуре. Её руки подрагивают, шарф обвисает бесформенной тряпочкой, потеряв свою элегантность.
— Двести пятьдесят рублей за возврат. Ещё двести рублей — за новое оформление, плюс доплата за 1-й класс. Итого получается… — кассир называет сумму, от которой у неё в груди шевелится досада. Но вынужденно протягивает купюры, пересчитывая их на глазах очередников. Ей уже наплевать, лишь бы поскорее покинуть это заколдованное помещение.
Наконец штрихкод напечатан, ярлыки наклеены. Посылка получает гордый статус: «1-й класс». Однако женщина не чувствует торжества. Больше похоже на выжатый лимон: хочется упасть и не вставать. Она желает, чтобы жизнь была проще, чтобы в какие-то важные моменты система проявляла если не дружелюбие, то хотя бы гибкость. Но порядок есть порядок, и, похоже, никто не готов его менять.
На выходе она встречает того же курьера, он сидит под облупившимся плакатом и печально обнимает свой пакет.
— Выглядите устало, — говорит она, чувствуя к нему неожиданное сочувствие.
— Второй час жду, пока решат мою «проблему». На центральном пункте сказали: «Всё просто. Подъедете — за десять минут оформим». А тут, оказывается, всё иначе.
Она кивает: как знакомо звучат эти слова. Наверное, они могли бы друг другу многое сказать про несправедливость. Но силы говорить уже нет, остаётся только безмолвно разделить это чувство.
Шарф на её шее окончательно выскальзывает из-под пальто, намокает от дождевых брызг, хотя она даже не замечает. Она поднимает воротник, оглядывается на массивные двери почты, где её пришлось оставить три часа жизни и кучу нервов. Ничего не поделать, «система есть система», и стоит ей лишь раз ошибиться — придётся ломиться в эту крепость бюрократии.
Сжав в кулаке квитанцию, она выходит наружу. Морось усилилась, прохожие растекаются по своим вечным делам. Высоту серых небес не видно, в городе поселилось предзимье, когда время стынет, а люди ходят хмурые. Ей остаётся лишь одно утешение: подарок будет доставлен вовремя — хоть и ценой очередной потери иллюзий.
Идёт неспешно, вдыхая сырой воздух. Перед глазами встаёт образ дочери, которая наверняка обрадуется, увидев заветную коробку. Эта мысль на пару секунд возвращает ей ощущение света. Но в остальном всё так же: безучастные стены почтового отделения остаются позади, будто напоминание, как любая попытка обойти бюрократию заканчивается длинным кругом, полным унижения и пустых препирательств.
Она надевает шарф потуже, смотрит на свечение уличных фонарей сквозь дождь и понимает, что сражение окончено. И всё же чувствует, как внутри шевелится невидимая заноза: равнодушные лица сотрудников, стервозный тон, нескончаемые бланки — неужели так всегда будет? Мимолётная злость сменяется усталостью. Но она упрямо продолжает путь к дому: ведь там ждут не бумажки, а настоящая жизнь, где её тепло и забота ещё могут что-то значить.
Мокрая, но упрямая, она идёт через огромную лужу, туда, где за домами брезжит слабый, но реальный свет. Надо написать дочери, сказать, что подарок отправлен и скоро приедет. Пусть почта мнёт её нервы, пусть в очередях царит враждебность, главное, чтобы девочка улыбнулась, распаковав коробку. Всего несколько дней — и, возможно, все эти утренние перипетии будут лишь воспоминанием.
Напоследок она оборачивается к серым стенам почты. Нет гордой победы, зато есть облегчение, перечёркнутое горечью. Пускай и с огромными трудностями, но она сделала, что могла. А несправедливость, наверное, так и будет жить среди бесконечных бумажек и очередей, пока кто-нибудь не отменит эти законы, не перевернёт систему с ног на голову.
Однако она не собирается отказываться от своих принципов. Да, ей тоже неприятно встречать холодные взгляды и выслушивать угрозливые реплики сотрудников, но ведь хочется верить, что где-то за этими стенами существуют люди, готовые войти в положение. Возможно, однажды они дадут ей шанс обойтись без унизительных возвратов, штампованных процедур и лишних расходов.
Она уходит, сжимая в руке мягкую ткань шарфа. Идёт домой, слухом ловя шорох дождя на асфальте. Завтра она расскажет дочери по телефону, что всё под контролем, что подарок вот-вот будет доставлен. А от самой встречи с почтой останется лишь лёгкий привкус несправедливости. И ведь самое странное то, что жить-то придётся со всем этим дальше, будто ничего не произошло.
