Анна долго глядела в зеркало, словно пытаясь разглядеть за своим отражением нечто большее, чем простая человеческая фигура. Она провела пальцем по тусклой стеклянной поверхности и вдруг прошептала, почти не слыша сама себя:
*Я говорю людям правду.*
Сердце сжалось то ли от гордости, то ли от страха: она никогда не умела лгать, и иногда это казалось неисцелимым проклятием. Даже сейчас вспоминала, как однажды сказала подруге, что та глупо укладывает волосы. Тогда обиделась вся компания. С тех пор внутренний дискомфорт поселился где-то под ребрами и напоминал о себе всякий раз, когда стоило чуть-чуть приукрасить действительность.
Сделав над собой усилие, Анна отстранилась от зеркала и надела простое платье. Её большие глаза ещё легонько поблескивали от пережитого озарения, но она попыталась успокоиться: впереди рабочий день.
Она работала в офисе посредственной, но очень бюрократичной фирмы, где каждый божий день повторялся один и тот же ритуал: люди улыбались друг другу, но эти улыбки не значили ровным счётом ничего. Рядом с мужчинами Анна обычно чувствовала себя увереннее. Кажется, они проще относились к тому, что она могла отрезать правду без обёртки. Зато с женщинами, особенно с начальницей, царило неприятное напряжение.
— Анна, а ты наконец получила премию? — спросил как-то Дмитрий, её коллега с соседнего отдела, когда она принесла свежесваренный кофе в общий зал.
— Нет, — честно ответила. — Мне сказали, что я «слишком прямолинейна, а фирме нужна тактичная политика».
Дмитрий поднял брови и улыбнулся уголками губ. Анна поставила кофе на стол, чтобы не расплескать.
— Слушай, но ведь ты ничего плохого не делаешь, — заметил он уже тише. — Может, просто не знаешь тонкостей этой системы. Попробуй поосторожнее говорить.
Она пожала плечами: *Осторожнее? А где здесь искренность?* Не вслух, разумеется.
Дмитрий кивнул и вернулся к своему месту, оставив Анну возле кофейника в тягостном раздумье. Премию действительно не дали. И никто не собирался давать, ведь ей уже пояснили: «Извини, у нас другие ценности». В душе она злилась на это «извини», словно ей подали остывший чай, попросив не обижаться.
Вскоре её вызвали к начальнице. Анна вошла в кабинет, стараясь держаться ровно, хотя сердце прыгало. Руководительница, женщина лет сорока, сидела за столом и складывала бумаги в аккуратные стопки. Казалось, даже эти стопки выстроены по неким хитрым правилам, которые Анне никто не объяснял.
— Присаживайтесь, — произнесла начальница, показывая на стул напротив. — У меня к вам важный разговор.
Анна села. В горле встал ком: она будто чувствовала, что сейчас произойдёт нечто неприятное.
— Слышала, вы тут слишком часто высказываете своё мнение, — начальница говорила негромко, но твёрдо. — Поймите, в нашем коллективе царит принцип «мудрость молчания». Лучше промолчать и сохранить хороший климат, чем высказывать всё напропалую. Ваша прямота… ну, вы меня понимаете, да?
Анну качнуло. Слова начальницы звучали, как канцелярская акафистная проповедь. Она неожиданно для самой себя резко ответила:
— Понимаю, что здесь не любят слышать правду.
Наступила гробовая пауза. Казалось, даже кондюк перестал работать, чтобы не мешать этой резкой тишине. Начальница чуть приподняла бровь:
— Вам стоит научиться фильтровать высказывания, Анна. Может, тогда и премия найдёт вас вовремя.
*Фильтровать?* Впервые в жизни Анна ощутила, что ей уже не хочется сдерживаться. И в тот же миг осознала: *Я приняла себя. Больше не буду врать, утаивать или маскировать собственное «я».* Ей вдруг стало легче дышать, хотя начальница холодным взглядом давала понять, что разговор окончен.
Она вышла из кабинета как раздавленная, но внутри уже бурлила решимость. *Ну и пусть. Хватит юлить,* — думала Анна, проходя мимо открытых дверей коллег.
В итоге её отстранили от важного проекта. Якобы временно, но Анна знала, как в этой фирме эти «временные» меры растягиваются на месяцы, а то и годы. Коллеги шептались за спиной. Кто-то жалел, кто-то злорадствовал. Анне казалось, что все эти служебные улыбки стали ещё более липкими и притворными.
Дома она рассказывала родителям о своей «карьере». Мама смотрела с состраданием:
— Доченька, а может, ты погорячилась? Ну кто любит правду? Мы же все живём чутьеё, как можем…
Отец ворчал из кухни:
— Глупость. Честность — основа всего. Но люди, да, не хотят её слышать. Примеров — тьма.
Анна осеклась, не зная, кого слушать, а в душе всё уже созрело: она продолжит говорить правду, пусть даже всё офисное общество отвернётся. Слишком тошно было думать, что придётся пойти вспять и начать притворяться покладистой.
Через несколько дней к ней обратился старый друг Денис. Он уныло признался, что не знает, в каком направлении развиваться: толи бросать офис, толи становиться фрилансером. Анна взглянула на него, почувствовала его растерянность, но не стала гладить по шерстке:
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (https://t.me/ru1ogorod) и Дзен (https://dzen.ru/1ogorodru)
— Ты ведь всегда ненавидел сидеть в кабинете с девяти до шести. Зачем продолжаешь?
Друг поморщился:
— Так ведь стабильность, зарплата…
— А смысла нет, если каждое утро тебя тошнит от рутины. Разве тебе не хватит навыка и смелости начать что-то новое? Или ты боишься показаться чудаком?
Денис молчал, потом кивнул. Он, как и все вокруг, вроде ждал поддержки, а получил откровение без утешительных приправ. Но вместо раздражения в его глазах заплясала странная искра. Он даже пробормотал:
— Спасибо. Может, это был нужный пинок.
Она улыбнулась, и внутри что-то зазвенело от радости: *Вот видите, правда может помогать.*
В офисе же всё покатилось под уклон. Теперь коллеги криво смотрели, когда Анна проходила мимо. За спиной перешёптывались: «Слыхала, она даже шефа поставила на место? Да она просто ненормальная». Начальница комментировала её фамилию в списках так, будто Анны вообще не существовало.
Самой болезненной стала сцена, когда тут же, на общих собраниях, её словно не замечали. Она пыталась вносить конкретные предложения, но никто не записывал. Руководство кисло улыбалось и переходило к следующим пунктам плана. Несколько раз Анна задумывалась, не уволиться ли сразу, но слишком остро чувствовала: *Я ещё могу пригодиться.*
Столкнувшись с сезонной нехваткой кадров, начальница вдруг вызвала Анну на экстренное совещание. Крупный заказчик хотел услышать от сотрудников честный отчёт о проблемах компании. Видимо, кто-то всё же оценил прямоту Анны как редкий ресурс и ринулся воспользоваться ей. Она стояла в коридоре, глядя в мутное оконное стекло, и пыталась собрать мысли. Было одновременно страшно и волнительно.
— Анна, вы выступаете первой, — предупредил коллега, придерживая дверь в зал, где уже собрались все, включая топ-менеджмент.
Она вошла. Внутри мелькнула вспышка воспоминания о том, как смотрела на своё отражение в зеркале. Только теперь вместо зеркала эти десятки глаз уставились прямо на неё. По спине пробежал холодок, но она заставила себя сделать шаг вперёд.
Начальница сидела в первом ряду, держа руки скрещенными на груди. Строгий взгляд красноречиво говорил: «Не вздумай опозорить фирму». Анна перевела дыхание и заговорила о проблемах, которые все так упорно замалчивали: о непонятной системе поощрений, о кумовстве, о том, как низкая открытость ведёт к потере клиентов. Её голос звучал ровно, но в каждой фразе пробивалась эмоция.
— Мне жаль, что у нас принято молчать ради “корпоративного спокойствия”, — закончила Анна, уставившись на присутствующих. — Но если мы хотим что-то изменить к лучшему, пора называть вещи своими именами.
Начальница нахмурилась. В зале повисла тишина. Несколько человек неловко глянули на друг друга, не зная, как реагировать. Но тут один из руководителей из дальних рядов громко хлопнул в ладони.
— Искренне? Спасибо, — произнёс он кратко. — Давно ждал, что кто-нибудь на это решится.
Начался невнятный шум. Пара коллег с других отделов тоже зааплодировали, некоторые зашептались. Анне почудилось, что она летит, будто оторвалась от земли. Сама не верила, что кто-то услышал её и даже поддержал. Начальница злобно кривилась, но люди вокруг одобрительно обсуждали её речь.
После совещания часть сотрудников окружила Анну в коридоре, задавали вопросы, кто-то благодарил за смелость. Буквально в тот же вечер один из руководителей пригласил её в новый проект, где требовалась жёсткая объективная оценка. Анна с трудом приходила в себя от внезапной смены событий. *Значит, это не пустые слова. Значит, у честности тоже есть шансы.*
Прошла ещё пара недель, и атмосфера в офисе начала меняться. Люди осторожно начинали говорить о проблемах: кто-то жаловался на бюрократию, кто-то — на плохую коммуникацию между отделами. Анна, как узналось, фактически запустила волну. Даже начальница, хоть и смотрела ещё исподлобья, больше не могла просто игнорировать. Повсюду витало ощущение, что гласность в фирме стала в моде — и, возможно, принесёт неплохие результаты.
Дмитрий, заглядывая в её отдел, подшучивал:
— Ну что, мисс Честность, ждём новую премию?
— Да брось ты, — усмехалась Анна. — Мне уже смешно вспоминать, как эту премию всеми силами удерживали от меня.
— Но теперь-то наверняка дадут, — подмигнул он.
— Понимаешь… — Она слегка отвела взгляд. — Я больше не гонюсь за этим. Если придёт — чудесно. Нет — я это переживу. Важно другое.
Дмитрий улыбнулся, и они оба поняли, что в офисе что-то действительно сдвинулось.
К самому концу квартала, когда пришло время подводить итоги, состоялось ещё одно собрание. Анна волновалась меньше. Она уже знала, что посеяла зерно открытости. Начальница, правда, всё так же любила демонстрировать властную осанку, но, зачитывая новые правила внутреннего распорядка, вдруг заметила, что «компания поддерживает свободный обмен мнениями и новые идеи». Услышав это, Анна едва не выронила из рук ручку.
После официальной части она оказалась в окружении коллег, которые жали руку или тихонько хвалили её за вклад. А кто-то даже извинился за ранние насмешки. Анна чувствовала, что больше не боится чужого отвращения или осуждения. Её честность нашла ответ в сердцах тех, кому тоже надоело лицемерие.
Улыбаясь, она вышла на крыльцо офиса, вдохнула осенний воздух. Солнце садилось за дома, красные блики плясали на витринах. Анна достала из сумки зеркальце и на миг посмотрела в собственное отражение: большие глаза светились спокойствием.
*Я просто говорю правду.* Больше не звучало ни как приговор, ни как оправдание. Скорее, как естественная черта, без которой она никогда бы не научилась по-настоящему жить.