Ольга вздрогнула от резкого звонка и потянулась к телефону, пытаясь унять тревожный ком в горле. С детства ненавидела неожиданные звонки, будто за каждым из них скрывался приговор. Но услышав в трубке взволнованное шипение бывшей сослуживицы, она ощутила лишь одно: пустоту. Слова о том, что девятнадцатилетняя Аня «запала на мужика лет пятидесяти, а говорят, и вовсе за пятьдесят пять», прозвучали громче грома.
Сквозь неровный пульс она машинально выдавила «спасибо, что сообщила», хотя благодарить было не за что. Захотелось улыбнуться, отмахнуться — мол, ерунда, болтовня. Но сослуживице не поверишь вполуха: та всегда любила смаковать чужие тайны, и чаще всего её догадки оказывались точными. Ольга положила трубку и несколько секунд сидела в оцепенении, ощущая, как в висках ноет от нарастающего беспокойства.
Тихий стук секундной стрелки на настенных часах вдруг начал звучать гулко, почти насмешливо. Ольга провела ладонью по побелевшему лбу. «Ну вот, дождалась», — подумала она и встала из-за кухонного стола, решая, как поступить.
Вечером за ужином многословие не в обычае: Ольга привыкла сама себе наливать чай да молча разглядывать дочь, отмахивающуюся от очередных вопросов. То и дело вспоминаются времена, когда Аня была ей так близка — маленькая, доверчивая, с бесконечными «почему?» Теперь перед ней сидит взрослая девушка с надменной полуулыбкой, как будто сама жизнь уже ей наскучила. Ольга лишь вздохнула и осторожно спросила:
— Доченька, может, поговорим?
— Мам, у меня нет настроения. И, пожалуйста, не начинай опять про моих ровесников, хорошо?
Конечно, хорошо. Но забыть тот звонок она не могла. Ей вдруг захотелось проверить телефон Ани, и это желание пугало своей безрассудностью. «Какая из меня мать, если лезу в личное пространство?» — она мысленно ругала себя. Но подступающее беспокойство победило. Ночью, когда дом затих, Ольга открыла мобильник девушки. Увидев фото мужчины лет на тридцать старше супруги собственной подруги, она ахнула. Волна ужаса и растерянности пронзила её насквозь: «Неужели всё это правда?»
Аня, узнав о тайном вторжении матери, впала в ярость. Молча собирала вещи, потом всё же выпалила несколько колких фраз:
— Не смей больше трогать мой телефон! Я уже взрослый человек, имею право на ошибки! Почему тебе проще поверить, что я ищу выгоду, а не чувства?
Сердце Ольги болезненно сжалось. Неужели она действительно думает только о деньгах и «порядочном» будущем? Ведь ей просто хочется уберечь дочь от возможных бед. Или это всего лишь отголосок её собственной неуверенности?
Через неделю в городке проходило собрание родителей выпускников, куда Ольга пошла с тяжёлым настроением. На встрече она не удержалась и спросила трёх матерей: «Нет ли у ваших тоже… таких знакомых?» Одна фыркнула, другая смутилась, третья коротко буркнула: «Они теперь всё что угодно могут выкинуть, да и мужчины сейчас кого только не обхаживают». Казалось, все в округе знали об «увлечениях» молодёжи, но никто не был готов дать ответ, как с этим бороться.
По дороге домой Ольга случайно пересеклась с Виктором — отцом лучшего друга Ани. Когда-то он был весёлым, открытым парнем, а теперь едва поздоровался, сразу смолк. На Ольгином лице всё ещё читалось беспокойство, поэтому Виктор, нехотя, да через силу, проговорил:
— Мой-то сын, говорят, увлекается женщиной чуть ли не сорокалетней… Сначала я взбесился, а потом подумал: чем я лучше? Счастье-то каждый сам ищет, не так ли?
Ольга лишь едва кивнула, но его слова застряли у неё в голове.
В тот же вечер Аня ушла на свидание, уже не скрывая ни одежды, ни намерений. Промелькнула фраза: «Да, он старше, но он понимает мои мечты и не смеётся над ними, в отличие от ровесников». Ольга ощутила боль от этого упрёка. Неужели она сама когда-то не ценила юные порывы? И неужели Ане для покоя и понимания нужен кто-то в годах?
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Удержаться от открытого конфликта не вышло. Ольга попыталась втолковать:
— Ты вся жизнь моя. Как мне не переживать? Чтобы потом не оказалось поздно…
— Ну вот, опять та же песня, — отмахнулась Аня. — Мам, остановись. Если uвидишь его, сама всё поймёшь.
Она действительно сама захотела увидеть. Как чтоб глаза в глаза, чтобы развеять сомнения. Сердце громыхало, когда Ольга решилась на дерзость: «Подкараулю их в нашем парке у фонтана». И вот, на исходе жаркого дня, она направилась туда, озираясь по сторонам, словно преступница. Аня появилась где-то между цветочной клумбой и скамейкой под старой ивой. Рядом шёл высокий мужчина слегка за пятьдесят, с аккуратной сединою у висков и уверенностью в движениях. Ольга замедлила шаг и вжалась в ствол дерева, наблюдая.
Она ждала невесть чего — грубой хватки, двусмысленных шуток, возможно, скучного напускного достоинства. Но увидела заботливый жест: мужчина поправил Анину сумку, чтобы та не соскальзывала с плеча. Услышала негромкий смех дочери, давно позабытый дома. И вдруг ей показалось, что этот смех звучит искренне, светло. Она зажмурилась. «Нет, я не верю, что всё вот так просто, — думала она, — разве он не слишком стар для неё?»
Когда Аня замечает её, смущение длится секунду. И тут эта секунда перекраивает реальность. Мужчина приветливо улыбается:
— Добрый вечер, Ольга. Я Михаил.
Она видит спокойствие в его глазах и слышит почти робкую теплоту. А у Ани взгляд наполнен доверием, которого мать давно не могла от неё добиться.
Михаил чуть сутулится, словно боясь напугать её своим присутствием. Но Ольга лишь кивает, пытаясь подобрать слова: «Здравствуйте…» В горле ком: «Что ты, Оля, устраиваешь ревизию?» — корит она себя, однако рядом так много противоречивых мыслей.
Когда Аня просит её не молчать, Ольга нервно откашливается и выпускает одинокую слезу, которую старается спрятать. Михаил не задаёт вопросов, не пытается оправдаться — кажется, он читается человеком понимающим. Даже этот вынужденный треугольник — мать, дочь и её новый мужчина — вдруг не выглядит пошлой драмой. Вместо этого в нём слышится тихое, почти семейное тепло.
Ольга с трудом выдавливает:
— Я просто… волновалась. И всё ещё волнуюсь. Аня же…
— Она уже не ребёнок, — Михаил кивнул, — но понимаю вашу тревогу.
Ночью Ольга не могла уснуть. Перед глазами вставало всё: настенные часы, телефонный звонок, сквозняк на кухне, колкие слова дочери, глаза Михаила, в которых теплилось уважение чужой тревоге. «Чего я боялась? — тихо спрашивала себя она. — Самой жизни, что ли?»
От недавней паники остался осадок, но под ним уже зрела крохотная ростковая мысль: «Возможно, это и правда другое измерение любви — и мне остаётся лишь поддержать или остаться врагом». Под утро мелодично тикали часы, больше не насмехаясь, а будто мирно согласуясь с происходящим.
Следующий вечер всё расставил по своим местам. Когда Аня ответила на мамины расспросы без отчуждения, Ольга поверила, что диалог возможен. Впервые за долгие месяцы они говорили с глазу на глаз. Аня призналась, что искала не «кошелёк», а понимание — тот комфорт, которого не могла найти среди мальчишек, бравирующих какими-то пустыми шутками. И когда Ольга услышала это объяснение, она перестала чувствовать себя грубой надзирательницей.
Последние слова перед сном прозвучали навзрыд, но были исполнены глубокой нежности:
— Мам, ты ведь всё равно моя самая родная. Я просто… хочу, чтобы ты была рядом, даже если сделаю не тот выбор.
Ольга прижала Аню к себе и всхлипнула:
— Я приму любой твой шаг. Ведь главное — чтобы ты была счастлива. И если это… он… делает тебя счастливой, то я постараюсь понять.
Когда часы на стене отбили полночь, тадрёвнявшая боль постепенно угасла. Ольга глядела на улыбающееся лицо дочери, и в комнате пахло примирением. А стрелки шли вперёд, ровно и неотвратимо, как сама жизнь.
