На кухне гремела посуда, крышки звенели о раковину, а свет от тусклой лампочки казался бесконечно дрожащим. Ирина — низенькая женщина с резкими чертами лица — металась между столом и шкафчиками. Она щёлкнула пальцами, вглядываясь в угол:
Где же этот балбес?
Внезапно за спиной послышался треск, будто раскалывалось стекло. Ирина обернулась. На полу стоял Мишка, её сын, втирая ладонью вязаную шапку в лицо. Он смотрел на мать немигающим взглядом, и от этого взгляда у Ирины внутри всё съёжилось.
— А ну иди сюда, — выдохнула она, и её пальцы сразу напряглись. В кармане халата у неё лежал кастет. Удар металлом по детской ладони она считала «воспитательной мерой», вычитанной в каком-то давнем методическом пособии для трудных подростков.
Вечерний свет, пробиваясь сквозь зашторенные окна, высвечивал беспорядок на столе и комки неубранных продуктов. Кухня была одновременно уютной и давящей, словно кто-то невидимый следил за каждым шагом. За стеной слышался смех соседки, которая в последнее время заприметила охладевшую атмосферу в семье Ирины. Мишка обычно прятался, когда слышал материнский шёпот: «Накажу… Мне же важнее твоё благо».
— Послушай, — начала Ирина другим тоном. Шёпот. Будто и не она пятнадцать секунд назад грозилась ударить. — Хватит бегать. Просто… просто дай мне объяснить.
Он вздрогнул, и в глубине глаз мелькнул страх. Но вместо ответа Мишка шагнул к телефону и быстро набрал номер друга. Ирина застыла.
— Кого ты там вызываешь, а? — Она попыталась перехватить трубку, но он увернулся.
— Да я ухожу к Славке, — бросил Мишка почти что с вызовом. — Хватит меня «воспитывать».
Она ощутила, как в горле вдруг пересохло, а сердце занеслось вглубь куда-то, словно под рёбра.
Уйдёт…
— Ах так? — прошипела она, пытаясь вернуть себе властный тон. — Думаешь, сможешь вот так взять и убежать?
Но Мишка даже не смотрел в её сторону. Он говорил в трубку тихим, сбивчивым шёпотом, будто опасался, что мать его сейчас же ударит.
Когда хлопнула входная дверь, Ирина сорвалась к телефону в коридоре и набрала номер учительницы — единственного человека, который понимал, через что она проходит. От волнения пальцы соскальзывали с кнопок.
— Алло, Зоя Анатольевна? Извините за поздний звонок… Мишка ушёл из дома. Я не знаю, что делать.
Её голос сорвался на полуслове. Учительница что-то пыталась сказать утешительное, но Ирина не слушала. Как он посмел сбежать? Никогда такого не было. Я — мать, а он сын. Должен слушаться.
Сорвав телефонный разговор, Ирина бросилась к дверям. Ей хотелось поймать Мишку, схватить за руку и заставить вернуться. Но что-то в душе уже понимало: его нельзя больше держать вдоль кухни и подбадривать кастетом.
Она поймала его на лестничной площадке. Он сидел, прижавшись к стене, и хмуро смотрел вперёд.
— Вернись в квартиру, — приказала она вполголоса. — Слышишь меня?
Мишка приподнялся. На лице был написан вызов. Раньше, когда он был мал, хватало одного окрика, чтобы он присмирел. Теперь всё изменилось.
— Отстань! — заорал он надтреснутым, сорванным голосом и резко толкнул её в бок. Руки Ирины затряслись — впервые она ощутила, что не так уж и сильна.
Нужно действовать… не могу…
Она выхватила из кармана кастет, сжав его слишком отчаянно. На секунду мать и сын замерли, будто кроме них в подъезде ничего не существовало. Потом Мишка грязно выругался, смахнул её руку: металло́ произвёл глухой стук об стену.
— Выбрось ты этот хлам, — пробормотал мальчишка. — Ты не с бандитами общаешься, а со своим сыном.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
В этот миг Ирина почувствовала, что власть ускользает у неё из пальцев. Она стояла опустошённая, всё ещё сживая в руке бесполезный кусок металла.
Где-то над головой хлопнула дверь, высунулась та самая соседка, силилась понять, что происходит. Ирина более не пыталась скрыть кипящую смесь страха и гнева:
— Нечего тебе бродить по улицам! — Она всё же попыталась напустить строгости. — Это я, твоя мать, вкладывала в тебя заботу, а ты…
Мишка лишь фыркнул. Поднялся и, пошатываясь, пошёл к выходу из подъезда. Соседка одёрнула халат, покачала головой:
— Не узнаю вас, Ирина. Раньше ведь хорошим педагогом были, говорили, что только добротой можно воспитать ребёнка…
— Тебе-то что? — отрезала Ирина, прикусив язык на полуслове. Возразить особо нечего было, ведь она и сама помнила, как когда-то учила чужих детей чрез терпение и ласку.
Подступала ночь. Она вышла следом за сыном и увидела, как он идёт к воротам во дворе. Под ногами хрустнул свежий снег, по двору пронёсся холодный ветер.
— Вернись! — уже почти взмолилась она, пытаясь догнать его. — Ну хватит, успокойся…
Но в ответ — лишь невнятный жест рукой, и силуэт мальчишки скрылся неподалёку за огромной сосной, где и пролегала дорога к другим дворам.
Ирина, обессиленная, выскочила на улицу. Там стояло несколько человек. Кто-то окликнул её, кто-то смотрел удивлённо. Мать выронила кастет прямо в снег: железка ударилась об ледяные корки, издав глухой звон.
— Я сейчас приведу его… — пробормотала она скорее себе, чем окружающим. Да только ноги не шли. Внутри что-то сдавило, словно мешок камней опустился на сердце.
Она медленно опустилась на лавочку у подъезда, поджав под себя ноги. Сквозь свист ветра слышались обрывки голосов соседей: «Мальчишка-то вырос», «А мать совсем нервная стала».
Наступила тишина. Лишь хлюпанье её собственного дыхания да хлопок очередной двери. Ирина глядела на пустые перила, за которые Мишка любил цепляться в детстве. Казалось, ещё вчера он бегал по двору с астрономическим интересом во взгляде, а теперь смотрит на неё с ненавистью, будто она и не мать вовсе.
Я думала, что закреплю его успехи… дисциплиной и чётким порядком. Разве не этому учили? Разве не написано в методичках, что родительская строгость — ключ к малышу?
Ей вдруг стало смешно и горько одновременно, ведь всё рассыпалось в итоге. Получилась лишь бессмысленная жестокость. Она колола сына — и потеряла его гораздо быстрее, чем ожидала.
Стряхнув с глаз пелену, Ирина встала. Но идти ей было некуда. Квартира за спиной, опустевшая и пропахшая скрытой тревогой. Соседка, наверное, недоумённо окидывает взглядом их дверь. Учительница давно повесила трубку. Мишка… где теперь Мишка?
На минуту показалось, что весь мир ушёл из-под ног. Ирина снова села на ту же лавочку, думая, что, может, это лишь короткий всплеск и сын вернётся. Но минута превратилась в полчаса, а потом и во всю жизнь. В темноте замаячили разбросанные тени, и нигде не было сына — ни в подъезде, ни перед домом.
Сидя у жильцов на виду, Ирина словно признавалась всем во всём. Признание приходило с тяжестью: не удержать того, кто не хочет держаться. В голове зазвучал вопрос, который она никогда не думала задавать:
Что делать, когда насилие лишь ломает единственную нить, соединяющую тебя с ребёнком?
Ветер стих. Она еле заметно тряслась от холода и обиды. Соседи уже расходились по домам. Кое-кто бросал на неё сочувствующие взгляды. Никто не решался поговорить.
— А мальчика-то… — донеслось из чьего-то окна, но фраза оборвалась.
Прежде Ирина и представить не могла такую пустоту. И ведь жизнь не останавливается. Завтра наступит новый день, с грязной посудой в раковине, с выветрившимся запахом кастета на пальцах и беззвучным потрескиванием одиночества. А Мишка не вернётся, пока сам не решит.
Она прошептала:
— Господи, и кого я теперь буду воспитывать?
В ответ — только стук собственного сердца, которое ничуть не успокаивал холод. Она обхватила плечи, опустила голову, пытаясь спрятать лицо.
Жизнь идёт без остановки, но какая цена… Ирина сидела, словно застыв, и только одно слово вертелось в памяти: «Любовь?..»
