Старая чашка выскользнула из рук Анны и, описав в воздухе дугу, разбилась о кафельный пол кухни. Михаил вздрогнул от резкого звука, но не от неожиданности – он словно ждал этого момента весь вечер. Осколки маминой любимой чашки разлетелись по всей кухне, как предвестники надвигающейся бури.
— Прости, пап, – Анна опустилась на колени, торопливо собирая фарфоровые осколки. Её длинные каштановые волосы, такие же как у матери, завесой скрыли лицо. — Я не хотела… Она выскользнула…
Михаил молча смотрел на дочь. В горле встал ком – эту чашку Лена купила в их первую годовщину свадьбы. С нарисованными васильками, простую, но такую родную. Каждое утро она пила из неё кофе, оставляя на краешке едва заметный след помады.
— Ничего страшного, – произнёс он, хотя внутри всё сжалось. – Просто чашка.
Но они оба знали – не просто. Как и предстоящий разговор был не просто разговором. Анна поднялась, держа в ладонях осколки, и Михаил заметил, как дрожат её руки. Совсем как у Лены, когда она волновалась.
— Пап, я должна тебе кое-что сказать, – Анна высыпала осколки в мусорное ведро и повернулась к отцу. В её глазах читалась решимость, смешанная со страхом. -Может, присядем?
Михаил опустился на стул, чувствуя, как предательски подгибаются колени. Он знал, что этот момент настанет – за последние месяцы Анна изменилась, расцвела, всё чаще задерживалась допоздна и постоянно переписывалась с кем-то, улыбаясь телефону.
— Я выхожу замуж, пап, – слова повисли в воздухе, как туман над их садом по утрам. — Андрей сделал мне предложение вчера вечером.
Время словно остановилось. За окном шелестели листья старой яблони, которую они с Леной посадили в год рождения Анны. Где-то вдалеке сигналила машина. А в его кухне, в их доме, наполненном воспоминаниями о Лене, дочь говорила о замужестве.
— Ты же его даже не знаешь, – наконец выдавил Михаил, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Сколько вы встречаетесь? Три месяца? Четыре?
— Шесть месяцев, пап. И я знаю его достаточно. Он… он особенный.
Михаил поднялся и подошёл к окну. В отражении стекла он увидел себя – поседевшие виски, морщины вокруг глаз, которых не было, когда Лена была жива. Пять лет прошло, а боль всё такая же острая.
— Твоя мама…
— Мама хотела бы, чтобы я была счастлива, – тихо произнесла Анна, подходя к нему сзади. – Я помню, как она рассказывала о вашей свадьбе. О том, как вы познакомились в магазине, когда ты пытался выбрать подарок сестре.
Михаил прикрыл глаза. Тот день стоял перед глазами, словно это было вчера. Лена работала консультантом, и когда он, совершенно растерянный, бродил между полками, она подошла и с улыбкой спросила:
– Могу чем-то помочь?
Эта улыбка изменила всю его жизнь.
– Я хочу, чтобы ты познакомился с Андреем, – Анна положила руку ему на плечо. – По-настоящему познакомился. Он придёт в воскресенье на обед. Пожалуйста, пап, дай ему шанс.
Михаил повернулся к дочери. В её глазах стояли слёзы, но она улыбалась – той же улыбкой, что и Лена двадцать пять лет назад. Его маленькая девочка выросла, и он ничего не мог с этим поделать.
–Хорошо, – согласился он, чувствуя, как что-то обрывается внутри. –В воскресенье.
Анна бросилась ему на шею, крепко обняв. От её волос пахло маминым шампунем – земляничным, который Михаил до сих пор покупал по привычке. Он обнял дочь в ответ, пытаясь удержать момент, но понимая, что это невозможно.
Позже, когда Анна ушла спать, Михаил достал старый фотоальбом. Их первое фото с Леной – она в белом платье, он в нелепом костюме, который казался тогда верхом элегантности. Фотографии из роддома – измученная, но счастливая Лена с крошечной Анной на руках. Последний совместный отпуск на море, за год до диагноза.
– Как же мне тебя не хватает, – прошептал он, проводя пальцем по улыбающемуся лицу жены. – Что мне делать, Лена? Как её отпустить?
Но фотография молчала, а в доме было слишком тихо. Только ветер шумел в саду, где когда-то они втроём сажали цветы, и Лена говорила, что сад – это как жизнь: что-то увядает, а что-то расцветает, и в этом есть своя красота.
Воскресенье наступило слишком быстро. Михаил с утра был сам не свой – переставлял посуду на столе, проверял духовку с жарящейся курицей, то и дело поглядывал на часы. Анна суетилась рядом, рассказывая про Андрея – где он работает, чем увлекается, какой он замечательный. Слова дочери проплывали мимо сознания, пока она не произнесла:
– …и знаешь, пап, он тоже потерял маму. Три года назад.
Михаил замер с салфеткой в руках.
– Что?
–Да, рак. Как у мамы, – Анна присела на краешек стула. – Может быть, поэтому мы так быстро нашли общий язык. Он понимает. По-настоящему понимает.
Звонок в дверь прервал их разговор. Анна вскочила, одернула платье – то самое, синее, которое Лена подарила ей на восемнадцатилетие.
– Пожалуйста, пап, – шепнула она перед тем, как выйти из кухни.
Михаил услышал приглушенные голоса в прихожей, звук поцелуя, тихий смех дочери. А потом в кухню вошел высокий молодой человек с букетом цветов – и у Михаила перехватило дыхание. Васильки. Такие же, как на маминой разбитой чашке.
– Здравствуйте, Михаил Андреевич, – голос у парня был глубокий, спокойный. – Это вам. Анна рассказала про… в общем, я подумал, что будет уместно.
Михаил принял букет, не зная, что сказать. В горле снова встал ком. Андрей стоял перед ним – подтянутый, в отглаженной рубашке, с искренним волнением в глазах. Совсем не такой, каким он его представлял все эти дни.
– Проходите, – наконец выдавил Михаил. – Присаживайтесь.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (https://t.me/ru1ogorod) и Дзен (https://dzen.ru/1ogorodru)
Обед начался напряженно. Михаил больше наблюдал, чем говорил, отмечая, как Андрей незаметно подкладывает Анне салат, как она улыбается ему, как их пальцы случайно соприкасаются над солонкой. Эти маленькие жесты напоминали ему их с Леной первые встречи – такие же неловкие и полные невысказанной нежности.
– Расскажите о своей работе, – попросил Михаил, разрезая курицу. – Анна говорила, вы архитектор?
– Да, работаю в небольшом бюро. Мы специализируемся на реставрации исторических зданий, – Андрей оживился. – Знаете, каждый дом хранит свои истории. Иногда, работая над проектом, я чувствую себя хранителем чужих воспоминаний.
– Как старый фотоальбом, – тихо произнесла Анна
Михаил понял – она рассказала Андрею про вчерашний вечер.
– Да, как фотоальбом, – Андрей посмотрел на Михаила. – Знаете, когда мама умерла, я долго не мог зайти в её комнату. А потом начал реставрировать старый комод, который достался ей от бабушки. И пока работал над ним, будто разговаривал с ней. Глупо, наверное, звучит…
– Нет, – Михаил покачал головой. – Совсем не глупо.
После обеда они вышли в сад. Анна убежала заварить чай, оставив мужчин наедине. Андрей остановился у яблони, провел рукой по шершавой коре.
– Красивое дерево. Сколько ему лет?
– Двадцать три. Посадили, когда Анна родилась, – Михаил подошел ближе. – Лена говорила, что оно будет расти вместе с дочерью.
– Она была мудрой женщиной, – Андрей помолчал. – Михаил Андреевич, я знаю, что всё случилось слишком быстро. И понимаю ваши сомнения. Но я люблю Анну. И клянусь, сделаю всё, чтобы она была счастлива
– Почему именно она? – вопрос вырвался сам собой.
Андрей улыбнулся:
– Потому что с ней я чувствую себя живым. Знаете, после смерти мамы я как будто существовал под стеклянным колпаком. А потом встретил Анну в книжном – она искала томик Бродского, а я помог его достать с верхней полки. И колпак треснул.
Михаил вспомнил себя после смерти Лены – такое же ощущение изоляции, когда весь мир кажется нереальным. Только Анна держала его на плаву, заставляла двигаться дальше.
– Она очень похожа на маму, – сказал он.
– Знаю. Она показывала фотографии. Но знаете, что я заметил? У неё ваши глаза. И ваша привычка хмуриться, когда что-то не получается.
Они рассмеялись, и напряжение начало таять, как утренний туман над садом. Анна вышла с подносом, на котором дымились три чашки чая. Новые чашки – простые, белые, без рисунка.
– О чем вы тут? – спросила она, раздавая чай.
– О том, как ты хмуришься, – поддразнил Андрей
Глядя на них, Михаил вдруг отчетливо услышал голос Лены:
– Отпусти её, милый. Она должна прожить свою жизнь.
Может быть, это шелестели листья яблони, а может – память хранила эти слова все эти годы.
– Когда свадьба? – спросил он, делая глоток чая.
Анна замерла с чашкой у губ:
– Мы думали о сентябре. Когда зацветут астры.
– Лена любила астры, – Михаил посмотрел на дочь. – Она была бы рада
Вечером, проводив Андрея, Анна обняла отца:
– Спасибо, пап. За всё.
– Береги друг друга, – только и смог сказать он, целуя дочь в макушку.
Ночью Михаил снова достал альбом. Но теперь он смотрел на фотографии иначе – не с болью утраты, а с благодарностью за прожитые мгновения. За Лену, которая научила его любить. За Анну, в которой живет частичка их обоих. За новую жизнь, которая начинается, как распускаются цветы в их саду.
На следующее утро он вышел в сад пораньше. Роса блестела на траве, воздух был свеж и чист. Михаил остановился у яблони, достал из кармана старую фотографию – ту самую, где они с Леной только поженились.
– Наша девочка выросла, – прошептал он, прижимая фото к коре. – Ты бы ей гордилась.
Ветер колыхнул ветви, и на плечо Михаила упал яблоневый лепесток. Он поднял глаза к небу, улыбнулся и пошел в дом готовить завтрак. Анна обещала заехать перед работой, чтобы обсудить детали свадьбы.
А в саду, под старой яблоней, где когда-то молодые родители сажали дерево в честь рождения дочери, продолжала жить их история – история о любви, которая сильнее времени и смерти, о новых начинаниях и о том, что даже самое хрупкое счастье может дать крепкие корни.
