Соседка снизу орала так, что, казалось, ее голос пропитывал воздух и проникал в стены. Сквозь отвратительные завывания я различал смутные фразы: то о каком-то «недостаточно мужском поступке», то о «проклятых абортах». Меня передернуло, будто я подслушивал чей-то очень личный кошмар. Но от этих криков не укрыться — они били по ушам, напоминая о том, что чужая жизнь может вторгаться в твою без стука.
Я сидел на кухне в своей съёмной квартире, глядя в холодный свет монитора. За окном была уже глубокая ночь, а на столе — пачка ставших привычными бумаг по работе. В офисе все время требовали новых отчетов, и я уже давно не видел в этом никакого смысла. Внутри росли усталость и тоска. Но громкие вопли снизу внезапно заставили меня встрепенуться, как если бы весь мой будничный мир кто-то резко перевернул вверх дном.
Я поймал себя на том, что пытаюсь разобрать их диалог по словам. Соседка кричала о вине, о том, что он «пил весь вечер», а затем орала: «Сколько можно терпеть эти твои загулявшие пятницы!» И вдруг снова про аборт. Зачем она это повторяет, и почему у них так все запущено? Какая выгода так мучить друг друга?
На работе я тоже кричать не мог. Мой непосредственный начальник любил хмурить брови и с видом умудренного гуру читать лекции по «эффективности процесса». Мне оставалось лишь кивать, иронично улыбаться и повторять заученную мантру про KPI. Внутри же я чувствовал, что живу впустую. Тихо. Скучно. Контрасты этих стен и чужих скандалов начали меня поглощать.
На следующий вечер я застал новый концерт снизу. Бились тарелки, хлопали двери, что-то рухнуло и разбилось вдребезги. Мне показалось, что слышу осколки стекла. Сердце ускоренно билось, хотя вроде бы это не моя семья, не мои тарелки. Но попробуй это понять, когда звуки раздирают тебе голову.
— Прекрати так орать! — вдруг возмущенно крикнул я сквозь пол. Наверное, это был самый нелепый жест, потому что они внизу моментально сменили тему: теперь оба кричали в унисон, но уже не слышал, чтобы кто-то говорил про вино или ребенка. Скорее, они перешли на меня. Я представил, как они, возможно, машут кулаками куда-то в направлении потолка. И мне стало не по себе.
Черт, эти люди меня пугают, мелькнуло в голове. Но страшнее другое: почему я до сих пор терпел? Что со мной не так, что я готов существовать, пусть и без скандалов, но в постоянной серой пустоте?
Я попытался поговорить с другими жильцами утром в субботу. На общей лестнице возле лифта крутился парень из квартиры напротив — Сережа, вроде бы. Я спросил, не достали ли его крики. Сережа пожал плечами и пробормотал:
— Да они постоянно в воплях. Я уже уши затыкаю. Нет желания в это лезть.
Он бросил на меня взгляды «ну а что ты хочешь» и исчез в лифте.
Я остался один возле облупленных стен подъезда, чувствуя себя немного глупо. Понял, что не умею объяснить, почему меня так волнует чужой скандал. Может, я завидовал их способности выражать злость? Сам-то я годами коплю раздражение и усталость, но без криков, без стекла. И вот, похоже, добрался до точки, когда сил терпеть больше нет.
Пришлось сделать над собой усилие и снова пойти к ним. Позвонил в дверь, сердце колотилось. Соседка выглянула, похожая на зомби после бессонной ночи. Глаза припухли от слез или, может быть, от выпивки. Я не узнал, которая из двух причин главная.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
— Вам чего, сосед? — выпалила она сипло.
— А… можно поговорить? Я… простите, я сверху. И хотел бы понять, что вообще происходит.
Она хрипло хохотнула, словно услышала странную шутку.
— Когда поймешь — приходи. Все равно кто-нибудь да не понял.
Дверь захлопнулась у меня перед носом. Наверное, так я выглядел в ее глазах — незваным гостем, решившим поучить жизни. Однако я вернулся в свою квартиру с редким чувством: будто нечто чужое сорвало у меня защитную пленку. Вечером я залпом выпил половину бутылки дешевого коньяка, с животным страхом слушая, как внизу вновь поднялся тот же театр абсурда.
Через несколько часов понял, что в таком состоянии сейчас пойду к ним снова. Хотелось то ли высказать все, то ли разрыдаться у чужой двери. Во рту горечь, в голове гул. Господи, что я делаю? Но ноги сами потащили вниз.
— Что вы все орете и орете! — сорвалось у меня на крик, когда я увидел на пороге обоих соседей. Она опять плакала, он ругался сквозь зубы, но выглядел обессиленным.
— Вам не понять, — тихо выдавил сосед. У него дрожали руки, и, кажется, была разбита губа. — Здесь все сложно.
— Почему вы просто не разойдетесь? Зачем вам этот постоянный ужас? — выплеснул я, пока коньячные пары еще помогали не думать о последствиях.
Соседка сползла по стене, закрыв лицо ладонями. Мужчина глянул мне в глаза:
— Она моя жена. Я… не могу ее бросить. И она не бросит меня. Мы бьемся, потому что не умеем иначе, нам бы вместе перестать пить, работать над собой. Но это чертовски трудно.
Я замолчал. Этих слов хватило, чтобы зашевелить что-то внутри. Я увидел, что в них есть и злость, и страсть, и какая-то изломанная преданность. А у меня — пустота и тихая усталость. Я все время хотел порядка и тишины, но что дальше? Закроюсь один в своей квартире, буду терпеливо выслушивать начальника в офисе, не решаясь ни на какие перемены?
Я поднялся к себе, чувствуя, что дрожу от головокружения и смятения. Звук скандала поутих, теперь там, внизу, видимо, обнимались или молчали. А в голове пульсировала странная мысль: Им трудно, но они как-то встают после любого удара, продолжают этот бесконечный бой. А я?
В этот момент, впервые в жизни, я подумал: А если обратиться за помощью к психологу? Никогда прежде этого не делал. Считал себя вполне вменяемым, да и денег лишних нет. Но воспоминания о криках, об осколках, об этих страшных фразах про «сколько раз было, и каждый неудачный», вдруг пробудили во мне жажду перемен. Может, я просто хочу жить не в пустоте, а в осмысленности, пусть даже это принесет боль.
Я долго сидел за столом, вглядываясь в потускневший экран ноутбука. Потом нашел сайт психологической консультации и почти машинально записался на онлайн-встречу. Рука дрожала на мышке, когда я нажимал «Отправить». С одной стороны, смятение, с другой — тихая надежда, что теперь хоть что-то решится.
Утром, выспавшись, я бесцельно ходил по квартире, то ли ожидая нового взрыва снизу, то ли надеясь, что больше не услышу ни звука. Но знал: рано или поздно они поссорятся опять. И тогда я, возможно, смогу сказать: «Послушайте, давайте вместе что-то попробуем. Говорят, есть способы…» Я сам пока не знаю, как предложить им помощь, но одно понял точно: если они держатся друг за друга, несмотря на все ужасы, то, может, и у меня хватит сил не хоронить свою жизнь в серой кладовке.
Сжимая в руках телефон, я проматывал список контактов до строки «Михаил и Лена — соседи». Набрал номер, стараясь не дышать слишком громко. Трубка зазвонила, и на том конце провода раздалось тяжеловесное:
— Алло?
Я вздохнул и решил говорить прямо:
— Привет. Это ваш сосед сверху. Слушайте, я… просто хотел узнать, как вы там. Может, поговорим?
Внутри меня жгло от страха, но одновременно зародилось ощущение, что этот звонок — первый шаг к чему-то новому. К жизни, в которой не обязательно молчать и терпеть. В которой чужие скандалы могут стать импульсом, чтобы вспомнить о своем собственном голосе. И я понял, что больше не хочу заглушать его ни рутиной, ни отчаянием.
