Этим летом я заехала к свекрови совершенно случайно. Андрей был в командировке, а я возвращалась с очередной встречи с заказчиком — как раз мимо её дома. Нина Петровна обрадовалась, засуетилась, потащила на кухню чай пить. Я и не сопротивлялась — мы всегда хорошо ладили.
— Ты похудела, Мариночка, — покачала она головой, разливая чай. — Совсем себя загоняла с этой работой.
— Да что вы, мне нравится, — улыбнулась я. — Просто жарко очень, вот и кажется…
— Кажется ей! — всплеснула руками свекровь. — Я же вижу — одни глаза остались. Андрюша-то когда возвращается?
— В пятницу должен.
— Вот и хорошо, — кивнула она. — Я тут пирогов напеку, приезжайте оба. Давно не виделись толком.
Я согласно кивнула, прихлёбывая горячий чай. В доме пахло свежей выпечкой и какими-то травами — Нина Петровна всегда что-то сушила для чая.
— Ой, совсем забыла! — вдруг спохватилась она. — Я же альбомы старые разбирала, хотела тебе показать. Андрюша маленький такой забавный был!
Она заспешила в комнату, а я невольно улыбнулась. Мой муж на детских фотографиях был настоящим чудом — светловолосый, щекастый, с удивительно серьёзным взглядом.
— Вот, нашла! — свекровь положила на стол потёртый альбом в коричневой обложке.
Мы начали листать страницы, и я с удовольствием рассматривала пожелтевшие снимки. Вот Андрей в песочнице, вот на качелях, вот с игрушечной машинкой…
— А это что за фотография? — я остановилась на снимке, выскользнувшем из альбома.
На чёрно-белом фото был запечатлён молодой мужчина — высокий, статный, с той же серьёзностью во взгляде, что и у моего мужа. Он стоял возле какого-то здания, засунув руки в карманы брюк.
Нина Петровна вдруг побледнела и торопливо протянула руку:
— Дай сюда, это случайно попало…
— Подождите, — я невольно отстранилась, всматриваясь в фото. — Как он похож на Андрея! Это ваш муж? Но вроде не похож на те фотографии…
— Марина, — голос свекрови дрогнул. — Отдай, пожалуйста.
Что-то в её тоне заставило меня насторожиться. Я перевела взгляд с фотографии на побледневшее лицо Нины Петровны.
— Кто это? — тихо спросила я.
— Никто, — она решительно забрала снимок. — Просто старая фотография.
— Нина Петровна…
— Марина, — она вдруг взяла меня за руку. — Прошу тебя, забудь. Некоторые вещи лучше оставить в прошлом.
Я молчала, чувствуя, как холодеют пальцы. В голове проносились обрывки мыслей — невероятное сходство незнакомца с мужем, реакция свекрови, её слова…
— Вы должны мне сказать, — твёрдо произнесла я. — Если это касается Андрея…
— Именно потому, что это касается Андрея, — перебила она, — я прошу тебя: оставь всё как есть.
— Но…
— Мариночка, — Нина Петровна сжала мою руку. — Ты же любишь моего сына?
— При чём здесь это? — я почувствовала, как к горлу подступает комок.
— При том, что иногда любовь — это умение промолчать.
Я встала из-за стола. В висках стучало, а в груди разливалась тревога.
— Значит, это его настоящий отец? — прямо спросила я.
Нина Петровна закрыла глаза и медленно кивнула.
— Андрей не знает?
— Нет. И не должен узнать.
— Но почему? — я опустилась обратно на стул. — Он имеет право…
— Право? — горько усмехнулась свекровь. — А у меня было право на счастье? На нормальную семью? Виктор просто исчез, когда узнал о беременности. А Сергей… — она замолчала, собираясь с мыслями. — Сергей полюбил Андрюшу как родного. Стал настоящим отцом. Зачем сейчас всё рушить?
— Но Сергей Михайлович умер десять лет назад…
— И что? — она покачала головой. — Разрушить светлую память об отце? Заставить сына сомневаться во всём, во что он верил?
Я молчала, глядя в окно. За стеклом качались ветки старой яблони, росшей под окнами. Та самая яблоня, с которой, по рассказам, маленький Андрей постоянно падал, а отец — Сергей Михайлович — его подхватывал…
— Что ты решишь — твоё дело, — тихо сказала Нина Петровна. — Но подумай хорошо. Очень хорошо подумай.
Домой я ехала как в тумане. В голове крутились обрывки разговора, перед глазами стояло то лицо с фотографии, то улыбающееся лицо мужа. Припарковавшись у дома, я долго сидела в машине, пытаясь собраться с мыслями.
Телефон звякнул — сообщение от Андрея: «Соскучился безумно. Послезавтра буду дома. Люблю».
Я смотрела на экран, и слёзы предательски наворачивались на глаза. Как я посмею разрушить его мир? Как смогу заставить усомниться во всём, во что он верил? Но и молчать… Разве это честно?
Вечером я не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, представляя разные варианты развития событий. Вот я рассказываю Андрею правду — и вижу боль в его глазах. Вот молчу — и чувствую, как ложь встаёт между нами невидимой стеной.
Под утро я всё-таки задремала, но проснулась разбитой. Села за ноутбук — работать не получалось. Открыла социальные сети и, повинуясь какому-то импульсу, набрала в поиске: «Виктор». Фамилии я не знала, но город был небольшой…
К обеду я уже знала о нём всё. Виктор Романов, 58 лет, преподаватель в местном университете. Женат, двое детей. Судя по фотографиям — весьма благополучная семья.
«Значит, завёл новую семью», — подумала я с неожиданной горечью. — «А от первого сына просто отказался».
Телефон снова звякнул: «Завтра в семь вечера буду дома. Соскучился до невозможности».
Я закрыла глаза. Андрей. Мой любимый, родной человек. Который заслуживает знать правду. Или не заслуживает этой боли?
***
Включив телевизор, я машинально переключала каналы. В новостях что-то говорили о международной политике, на другом канале шла какая-то мелодрама. Всё казалось таким незначительным по сравнению с тем выбором, который мне предстояло сделать.
Взгляд упал на свадебную фотографию на полке. Мы с Андреем такие счастливые, улыбаемся… А рядом — его родители. Сергей Михайлович приобнимает сына за плечи, и они так похожи улыбками. Теперь я понимала — только улыбками.
Телефон снова звякнул: «Через час буду дома. Соскучился безумно. Купить что-нибудь вкусненькое?»
Пальцы дрожали, когда я набирала ответ: «Не надо, всё есть».
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (https://t.me/ru1ogorod) и Дзен (https://dzen.ru/1ogorodru)
Села на кухне, обхватив чашку с остывшим чаем. В голове крутились слова свекрови: «Иногда любовь — это умение промолчать». А может, любовь — это честность? Право знать правду о себе?
Хлопнула входная дверь.
— Маринка! — раздался родной голос. — Я дома!
Я вышла в прихожую. Андрей, загорелый после южной командировки, уже скинул пиджак и теперь возился с галстуком.
— Ты чего такая бледная? — он притянул меня к себе. — Заболела?
— Нет, просто устала немного.
— А я соскучился — страсть как! — он чмокнул меня в нос. — Слушай, а давай куда-нибудь сходим? В кино там, или…
— Андрей, — перебила я. — Нам надо поговорить.
Он замер, вглядываясь в моё лицо.
— Что-то случилось?
— Да. Нет. Я не знаю… — я отстранилась, прошла в комнату. — Я вчера была у твоей мамы.
— И что? — он последовал за мной. — С ней всё в порядке?
— Да, с ней всё хорошо, — я глубоко вздохнула. — Мы смотрели старые фотографии…
— А, опять меня маленького показывала? — усмехнулся он. — Ну и что там интересного нашли?
Я молчала, не зная, как начать. Андрей сел рядом, взял меня за руку.
— Марин, ты меня пугаешь. Что случилось?
— Я видела фотографию… — голос предательски дрогнул. — Твоего настоящего отца.
Тишина. Только тиканье часов на стене.
— Что? — тихо переспросил он.
— Прости. Я случайно… Фотография выпала из альбома, и…
— Подожди, — он встал, провёл рукой по волосам. — Что значит «настоящего отца»?
— Сергей Михайлович… Он не был твоим биологическим отцом.
Андрей смотрел на меня так, словно я говорила на незнакомом языке.
— Это какая-то ошибка, — наконец произнёс он. — Мама бы никогда…
— Она подтвердила, — я с трудом сглотнула комок в горле. — Его звали Виктор. Он… он ушёл, когда узнал о беременности.
— Нет, — он покачал головой. — Нет-нет-нет. Этого не может быть.
— Андрей…
— Замолчи! — он почти крикнул, потом тише: — Просто замолчи.
Он подошёл к окну, постоял там, глядя куда-то вдаль. Потом резко развернулся:
— Зачем ты мне это рассказала?
— Я должна была.
— Должна была? — он горько усмехнулся. — Кому должна? Мне? Или своей совести?
— Ты имеешь право знать.
— Право? — он снова усмехнулся. — А может, я имел право на нормальное детство? На память об отце — настоящем отце, который любил меня, возился со мной, учил кататься на велосипеде?
Я молчала. А что тут скажешь?
— Знаешь, — продолжил он тише, — я помню, как папа учил меня плавать. Как брал с собой на рыбалку. Как гордился моими пятёрками… Это было настоящим. Понимаешь? На-сто-я-щим!
— Прости, — прошептала я. — Я не хотела делать тебе больно.
— Не хотела? — он горько рассмеялся. — А что ты хотела? Восстановить справедливость? Облегчить душу?
Он схватил куртку и направился к двери.
— Куда ты?
— Не знаю. Просто… мне нужно подумать.
Дверь хлопнула. Я осталась одна в пустой квартире. Села на диван, обхватив колени руками. В голове звучали слова свекрови: «Иногда любовь — это умение промолчать»…
Андрей вернулся за полночь. Я не спала, сидела на кухне. Он молча прошёл мимо, но через минуту вернулся, сел напротив.
— Я был у мамы, — сказал он устало. — Мы долго разговаривали.
Я молчала, боясь спугнуть момент откровенности.
— Знаешь, что самое странное? — он невесело усмехнулся. — Я вдруг понял, что ничего не изменилось. Папа — тот, кто меня вырастил. Кто любил меня. Кто был рядом. А этот Виктор… — он поморщился. — Он просто донор генетического материала.
— Ты… ты простишь меня? — тихо спросила я.
Он долго молчал, потом взял меня за руку:
— Знаешь, я злился. Очень злился. Но потом подумал: ты поступила так, потому что любишь меня. Потому что считала, что я должен знать правду.
— Я правда люблю тебя, — прошептала я.
— И я тебя люблю, — он слабо улыбнулся. — Просто… давай больше не будет секретов? Никаких.
Я кивнула, чувствуя, как по щекам текут слёзы облегчения.
— И ещё, — добавил он. — Давай съездим на кладбище? К папе. К настоящему папе.
— Конечно, — я сжала его руку. — Когда захочешь.
Мы так и сидели на кухне, держась за руки, пока за окном не начало светать. Иногда правда ранит, но только она может сделать нас по-настоящему свободными. И только настоящая любовь помогает пережить боль этой свободы.
