Первый громкий звонок застал её за просматриванием старых фото в телефоне. Она, зевая, протянулась к трубке, и вместо привычных «Привет» или «Эй, как ты?» услышала резкое:
— Ты нормальная?
Улыбка сама собой проявилась на её лице. Чего только не услышишь от бывшего в девять утра? Укол смеха, словно пелена, накрыл странное чувство вины: а вдруг он прав, и она и правда не в себе?
Она провела ладонью по запястью, где чётко выделялось сердечко, блекнущее со временем. Когда-то это было символом её любви — сначала к Максиму, потом к другим мимолётным увлечениям. Внутри нарастало то самое едкое чувство, когда собственные поступки идут вразрез со всякой «нормальностью». Её подруга Ира — единственный человек, кто слышал все признания в бесконечных телефонных разговорах — не раз повторяла: «А зачем тебе вообще эти отношения, если ты утром просыпаешься с ощущением, что вот сейчас что-то взорвётся?» Она обычно отмахивалась: боялась увидеть очевидное.
Вся квартира дышала памятью о Максе. Их совместные фото, разбросанные по шкафам мелочи и эта проклятая треснувшая чашка на столе, которую ни у кого не доходили руки выбросить. Она словно стала символом: даму разбили, а склеивать некому.
Она сама разбила больше, чем одну чашку, и давно понимала, что мосты-то сожжены. Но раньше находила утешение в смешных вечерних ритуалах: садилась у окна с бокалом и «общалась» с тенью Макса, как будто он всё ещё жил здесь. Глупость какая. Гром и молнии должны были сотрясти этот дом ещё в тот момент, когда он предал меня… с собственной сестрой!
Смартфон снова мигнул: новые сообщения оказались от подруг. Её, видимо, успели оповестить о том, что Максим заглядывал на страницу в соцсетях и оставил какие-то колкие комментарии. Но всё это не имело значения с тех пор, как она случайно обнаружила фото, переписки и ещё бог знает что. Потом выяснилось: да, он встречался с ней, осторожно подбирал слова, но фактически спал с сестрой. Сестра — кровная! Младшая! Как в дурном сне. И странное дело: отвращение боролось с желанием вернуть Макса и наорать на всю улицу, чтобы он понял, в какое болото втоптал и себя, и её.
— Ты поступила бы точно так же, клянусь, — говорила она подруге, когда в очередной раз рассказывала, как занесло её в дом к его отцу. Ира уходила глазами куда-то в окно, вполоборота качая головой, словно боялась сказать лишнее или обидеть. Но поддержала: «Отомсти! Покажи ему, что ты сильнее». Такими словами все сомнения были сметены. Ночью она поехала к его отцу — взрослому, спокойному человеку, который всегда приглядывался к ней с любопытством. Отец Макса развелся с женой давно и жил один. Когда она ворвалась к нему с этим диким усталым пламенем в глазах, он долго молчал, а потом отпустил нечто вроде: «Ты точно уверена, что хочешь этого?»
Хочу ли я этого? Она сама не знала. Разве не заслуживаешь ты, Макс, подобной печальной иронии? И она осталась. Слова становились всё короче, взгляды — всё наглее. В какой-то момент он подştупил к ней, попытался понять, что ею движет. И ей стало всё равно, лишь бы забыть про гнетущее «Как мог?!» на душе.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Утром проснулась рядом с отцом Макса, с неприятным привкусом дешёвого вина во рту и пониманием: из огня да в полымя. И вдруг осознала, что всё это уже не игра. О вкусах, этике и нормах говорить поздно. Она совершила поступок, от которого теперь воротило. Вся месть, которую она вынашивала, выглядела нелепо, будто берламута, которая навалили ей на плечи знакомые, да и она сама.
Проблемы в семье отца всплыли мгновенно. Макс узнал, а спустя два дня позвонил.
— Ты совсем свихнулась? — взревел он на другом конце. — С моим отцом?!
— А с моей сестрой — это как, нормально? — сквозь стук сердца ей казалось, что воздух вокруг накалился до предела.
— Нет… Всё было… Я не хотел, это случилось… — его голос прерывался, как будто линия вот-вот оборвётся. — Зачем ты лезешь в мою жизнь?
— Не делай вид, что только я всё рушу, — она говорила почти шёпотом, но в каждом слове ощущалась дрожь. — Вообще-то мы оба посмотрим, кто теперь раздавлен.
Он приехал вечером, ввалился прямо в прихожую, и в воздухе сразу повисла тяжесть. Кажется, он был готов в бессилии что-то разбить или разорвать.
— Что ты со мной делаешь? — казалось, он едва держится, чтобы не перейти на крик. — Всё же было можно обсудить! Зачем ты втянула в это моего отца?!
Она вдруг почувствовала, что не может дышать. Эти разговоры про «обсудить» теперь звучали издевательски. Ты предал меня с моим родным человеком, а я… в итоге предала саму себя…
Он без сил опустился на стул, уронив голову на руки. Она медлила, не решаясь его трогать. Тишина жилой комнаты расклеивала их последние остатки чувств. И всё же нарастал внутри голос: Попроси прощения. Сделай хоть что-то. Но она молчала, потому что понимала: слишком поздно.
Наутро, когда любовь окончательно раскрошилась, она проснулась от назойливых капель дождя, стекавших по оконному стеклу. Макса уже не было, и она не знала, куда он подевался. Подруга в телефонной трубке вздыхала, запинаясь: «Может, тебе всё-таки… как-то разобраться с собой, а не с ним?». И вдруг всё встало на свои места — все эти мести, гнев, колкие шуточки на грани фола и попытки «доказать» что-то кому-то.
Она собрала кое-какие вещи, сдержала порыв разбить ещё пару чашек и уехала к родителям на неделю. Надо было выговориться. С отцом Макса больше не виделась, ведь все их семьи понимали, что назад пути нет. Макс написал ещё пару сообщений — каждая буква горела сарказмом и обидой. Но она не отвечала.
Вместо мести моё истинное злодейство заключалось в том, что я предала саму себя.
