Полина остановилась у стола с образцами тканей и тяжело вздохнула. В цехе громко гудела машина для раскроя, а старенький приёмник вдруг выдал хриплую песню времён её детства. Пестрый хаос рулонов, обрывков и клеевых лент сливался в одно целое, но она видела только тот самый драп, оставшийся со времён деда. Когда-то он готовил им чехлы для старинного кресла, стоявшего в дальней комнате на даче. Теперь Полина вглядывалась в линялую текстуру и чувствовала, как в груди покалывает сладкая, почти невыносимая ностальгия.
— Эй, неужели ты всерьёз собираешься использовать эту винтажную ветошь? — раздался за спиной насмешливый голос Инги. Она была уверена, что прошлое пора смело вычёркивать, заменяя всё блестящими, но, по сути, типовыми решениями. Полина обернулась, стараясь спрятать дрожь в голосе:
— Да. Для нового заказа. Думаю, это и будет «фишка» — соединить классическую основу с современным дизайном.
Инге явно не понравился такой поворот. Она покачала головой и снова взялась за свой планшет, на котором светились эскизы очередных ультрасовременных стульев.
В приёмнике песня оборвалась на полуслове, а Полина прикрыла глаза и на миг представила себя той маленькой девочкой, которая сидит рядом с дедом, укрытая от ветра в его мастерской. Дед всегда говорил: «Традиции — это наше тепло. Новое приходит, но без старого оно пустое».
Стук станка подкинул её из воспоминаний обратно в реальность. Инга ухмыльнулась, когда заметила трепетную улыбку на губах Полины.
— Да брось, Полиночка. Никому сейчас этот старый хлам не нужен. Клиенты жаждут глянца, гладких линий и простых тонов. Мы же не какой-нибудь музей.
Полина вздохнула, ладонью погладила рваный край драпа и сказала тише:
— А я вот хочу проверить, верно ли, что люди больше не ценят историю…
С того дня в цехе отчётливо пахло непониманием. Одни сотрудники крутили у виска, кивая на Полинину «упрямую сентиментальность», другие как будто сочувствовали, но тоже говорили, что это непродуктивно. Казалось, весь мир уговаривал её забыть дедову ткань — ведь сейчас решает рыночная выгода и потоковое производство. Однако внутри неё росло упрямое желание сохранить то, что досталось ей в наследство вместе с воспоминаниями.
— Полин, может, ты возьмёшь эту ткань домой? — предложила коллега Валя, которая всё же не была столь категоричной. — Я понимаю твою привязанность, но в проекте для клиента она же будет выбиваться, разве нет?
— Не будет… или будет, — Полина пожала плечами. — Но это всё равно лучше, чем просто идти по накатанному шаблону.
Она понимала, что решение взять драп и переделать под новые формы превращается в личную войну. На кону стояла не просто эстетика, а её воспоминания: про старый палисадник деда, про шорох ветра в ельнике, про аромат свежесваренного столярного клея. Она не могла с лёгкостью управиться с такой душевной тяжестью, зато куда легче было тянуть тяжёлый рулон драпа, чем колебаться между двумя мирами.
— Ты рискуешь потерять время и силы, — пробурчала Инга, ловко меняя настройки на станке. — Заказчица, между прочим, предпочитает всё только в нежно-лиловых оттенках. Никакой «ретро» ей не нужно.
— А я считаю, что порой заказчик и сам не знает, чего хочет. — Полина улыбнулась так, будто сама удивилась собственной смелости. — Уверена, если вложить в вещь душу, её полюбят.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Слова дались ей нелегко. Казалось, она спорит не только с Ингой, а со всем миром, и параллельно — с собой. Может, и правда они правы? — мелькало в голове. Может, дедова сентиментальность уже никому не нужна, включая меня? Но внутри билось другое убеждение: прошлое не умирает, пока мы сами его не выбросим.
Вечером, когда шум станков стих, Полина завернула драп в полиэтилен и вышла на промозглую улицу. Мелкий противный дождь моросил уже который день, нещадно серея, но она ощущала тепло. Руки ныли, держа рулон, зато сердце оттаивало при мысли: «Дед бы улыбнулся, узнав, что старая ткань получит вторую жизнь».
На следующий день реакция коллег была ещё острее. Некий Антон, который всегда шутил громче всех, громогласно предложил вынести барахло и сделать из него половую тряпку. Полина лишь сдержанно прикусила язык, стараясь не поддаваться злой иронии. В конце концов, она не собиралась никого переубеждать — ей хватало того, что она сама верила в ценность этой ткани.
По вечерам она возилась у себя в углу цеха, раскраивая кусок драпа. Шила обивку по новому лекалу, на котором аккуратно сочетала классическую фактуру и неброский геометрический орнамент. Свои действия она почти не комментировала: просто собирала стул за стулом, пока кто-нибудь не обратит внимание. И через время тот же Антон, проходя мимо, притормозил и присвистнул:
— Ну надо же, а смотрится-то… интересно.
— Мне тоже так кажется, — тихо отозвалась Полина. — Помнишь, как все говорили, что старое безнадежно устарело?
— Говорили, ну да. Может, я и перегнул. Но признай: в современном дизайне разные подходы возможны, главное — результат.
Услышав эти слова, Полина расправила плечи, словно внутри неё распустился цветок. Если даже Антон поменял тон, всё не так уж и плохо. Вскоре подкралась и Инга, которая, казалось, почувствовала дрожь перемен.
— Ладно, может, ты и права. Драп, конечно, не сам по себе чудо, но штука в том, как ты его вписала, — произнесла она, немного смущаясь. — А вообще… у меня дома завалялась старая вышитая скатерть от бабушки. Вечно хотела выбросить её, да что-то жалко.
Полина посмотрела на неё так, будто видела впервые — без колкости, без непонимания. В этот миг она поняла, что дело не только в креслах, не в драпе, а в том, что люди хотят иметь что-то настоящее, со смыслом. Мишура современности хороша, но без тепла и истории быстро выгорает.
Уже через неделю в цехе красовались несколько обновлённых стульев с обивкой, где старое и новое слились в одно целое. Парадоксально, но это словно «переизобрело» привычный порядок. Заказчица, увидев готовые изделия, удивилась, а потом неохотно замерла у одного из стульев, где на подлокотниках были нашиты небольшие фрагменты старой вышивки. Она пощупала ткань, вздохнула и вдруг сказала:
— Неожиданно уютно. Словно из детства.
Поздно вечером, когда вся команда разошлась, Полина прошлась по пустому цеху, притихшему и почти дружелюбному во мгле. На столе лежал остаток драпа, который она решила больше не тащить домой. Пусть он останется здесь, в месте, где его соединили с чем-то новым. Так он символизирует, что никакие воспоминания не пропадают бесследно — меняются формы, но суть не умирает.
Шаги за спиной были осторожны. Появилась Инга, задумчиво крутя в руках небольшой лоскут.
— Полин, я завтра принесу свою бабушкину скатерть. Может, вырежем оттуда цветы и тоже куда-нибудь добавим?
Полина кивнула, чувствуя, как уютная волна благодарности поднимает её изнутри. И, улыбаясь, она поняла: это и есть новый статус-кво. Не отрицание прошлого, а глубокое в него вглядывание, чтобы видеть дальше и создавать более человечное будущее.
Они вышли из цеха вдвоём. За дверью опять моросил печальный дождь, но в воздухе ощущалось странное сияние, будто осенняя серость вмиг стала мягче. Драп остался лежать там, на столе, как мост между прожитым временем и тем, что ещё впереди. И кажется, в этот тихий миг он говорил о главном: всё имеет право на вторую жизнь, если в душе теплятся воспоминания и жажда идти дальше.
