Катерина держала руку на округлившемся животе и старалась меньше двигаться: в тесной кабине лифта было душно, а стояли они уже целую вечность. Толпа вокруг, кажется, вовсе не дышала — все сдавленно молчали и искоса поглядывали друг на друга. Настроение сгущалось с каждой секундой, словно кто-то незримый накручивал гаечным ключом винт напряжения. И тут Катерина повела подбородком к мужчине, стоявшему рядом, и произнесла почти шёпотом, но так, что слышали все:
— Когда ты собираешься рассказать обо мне своей жене?
Олег, её спутник, вздрогнул. Несколько человек, как по команде, сделали шаг в сторону, пытаясь отстраниться или хотя бы показать, что они не при делах. Но лифт был набит до отказа — разойтись некуда. Мужчина тяжело выдохнул, провёл рукой по лбу и, не глядя в глаза Катерине, что-то пробормотал, будто бы пытаясь отмахнуться. Она же не отводила взгляда, упорно ожидая ответа.
В кабине повисло кисловатое молчание, как в подвале, где давно не меняли воздух. Загудел тихо вентилятор в потолке, кто-то из пассажиров торопливо потянулся к кнопке «Стоп», проверяя, не застряли ли они окончательно.
Одна пожилая женщина перекрестилась, словно перед прыжком в воду. Молодой парень в наушниках обвёл всех испуганным взглядом и сразу отвёл глаза: лучше уж музыку сделать погромче. Высокий седой мужчина, судя по серьёзному костюму, важный начальник, хотел что-то сказать, но в последний миг сжал губы и смолк. А в самой середине лифта — наши спорщики: Катерина и Олег, беременная женщина и её отец будущего ребёнка, если верить первому впечатлению. Но вот он кто на самом деле — мучительной тайной стелился по полу лифта. Все услышали его невнятную фразу:
— Кать, давай потом, ладно? Ты же понимаешь…
Она качнула головой. От усталости хотелось опереться на что-то твёрдое, но в переполненной кабине сплошь плечи жилеток, полиэстер чужих курток и возможная неловкость. Катерина не была уверена, хватит ли ей сил удержаться на ногах, если Олег станет отнекиваться и дальше. Рядом кто-то кашлянул, и эта короткая вспышка звука прозвучала как тревожный сигнал.
— Потом? — тихо переспросила она. — Когда «потом», Олег? Ребёнка ты тоже собираешься скрывать?
Он опустил глаза и прикусил губу. Все остальные внезапно стали живыми свидетельствами чужой семейной драмы. Кто-то не выдержал и поглядел на часы, будто хотел лично засвидетельствовать точное время, когда этот разговор произошёл: «В таком-то лифте, тогда-то, возник странный диалог». Никто не собирался прямо вмешиваться, но в плотном воздухе витал рой напряжённых мыслей. Алёгкий сквозняк из вентиляции качал волосы Катерины, слипшиеся от жары.
— Простите… — внезапно раздался женский голос сбоку. Невысокая блондинка в тёмном костюме моргнула, дрогнув от собственной смелости. — Мы долго ещё стоять будем?
Вместо ответа лифт скрипнул и дёрнулся, но дверей не открыл. Олег машинально пожал плечами, глядя скорее на табло, чем на спрашивавшую. А Катерина чуть поморщилась: ребёнок шевельнулся, будто пытаясь напомнить о себе. Ей вдруг очень захотелось сесть на пол, но она понимала, что в таких условиях это ещё больше привлечёт внимание.
— Может, кто-нибудь нажмёт на звонок? — пробасил мужчина в костюме и постучал пальцем по нашитой бирке своего портфеля. — Мне бы позвонить. Дел полно… Его голос звучал сдавленно, словно он не получил достаточно кислорода.
— Я жала. Не отвечает никто, — отозвалась блондинка.
— Трепетное у нас место, — подал голос парнишка в наушниках, снимая одну «каплю» и чуть склонив голову. — Не везёт мне, видно…
Парень сказал это как бы в пространство, но на Катерину и Олега смотрел с неким испугом-пониманием: возможно, и у самого было что-то недосказанное дома. Она вдруг поймала себя на мысли, что старое правило «не выноси сор из избы» резонирует в обществе сильнее, чем принято думать. Но вот сор уже вынут, вывален прямо в лифте, и всем приходится, волей-неволей, на него таращиться.
Это напряжение, казалось, заглушало секундную стрелку в голове каждого пассажира: тик-так, тик-так, сколько ещё им тут биться в заточении? Несколько человек принялись тихо перешёптываться. Судя по их встревоженным лицам, шёпот касался не только застрявшего лифта, но и того, зачем эта «беременная женщина» заговорила об измене. Возможно, некоторых из них задело вспомнить собственные тайны.
— Знаете, всё же лучше, когда правду говорят напрямую, — вдруг сказала та пожилая женщина, что крестилась в начале. Голос у неё был низкий и очень спокойный, что резко контрастировало с облаткой страха вокруг. — Я вот тридцать лет назад тоже молчала, а зря, ох как зря…
Молчание в ответ стало ей укором или, напротив, приглашением погрузиться в исповедь. Наступил момент, когда общая атмосфера требовала: «Говоришь? Давай, рассказывай. Мы готовы слушать». Но женщина лишь покачала головой и замкнулась, словно сама себе сказала «нет».
Катерина тяжело вздохнула. Олег облизнул пересохшие губы и тихо предложил:
— Может, я попробую связаться со службой эксплуатации? Я позвоню техподдержке. Они точно приедут, проверят.
Он начал рыться в карманах, достал телефон и принялся судорожно листать список контактов, будто вся эта нервная ситуация мигом разучила его ориентироваться в гаджете. Толпа снова приникла к нему глазами. Складывалось ощущение, что если лифт и дальше откажется ехать, темы о «жене» и «беременной любовнице» станут центральными в этой каморке на тросах. Деваться-то некуда.
— Алло… — Олег замолчал, ждал ответа. — Да, это… мы тут застряли между…эээ… между четвёртым и пятым этажами. — И торопливо добавил: — Народ полный лифт, беременная женщина… Срочно помогите.
Пока мужчина негромко переговаривался с перепаянной линией, Катерина прикрыла глаза и слушала этот странный хор чужих дыханий. Снаружи могло быть уже утро, день или вечер — она потеряла счёт времени, сконцентрировавшись на том, как бы не расплакаться при всех. Внутри шевелилась не только жизнь ребёнка, но и шквал сомнений: Неужели зря согласилась на всю эту историю с Олегом? Неужели придётся вымаливать у него признание, как милостыню?
— Ну что там? — нетерпеливо спросила женщина в костюме, не дожидаясь, пока Олег закончит говорить. Он в ответ сделал отчаянный жест: «Тсс», — и повернулся чуть боком, чтобы вести переговоры более уединённо.
Некоторые пассажиры перешли на тихий шёпот. В этом хоре было слышно всё вплоть до поперхнувшихся вздохов:
— Видела, какая у него выражение лица?
— Ты про кого, про этого с беременной?
— Ага. Жутковато…
— Может, он не знал, во что влез?
Катерина поймала их взгляды: говорили тихо, но подглядывали не стесняясь. Становилось противно, хотя она давно привыкла к пересудам. Сама ситуация — липкая, тесная, горячая. Лифт всё никак не сдвигался. За что мне это всё? Этот вопрос с лёгкой поступью начал оседать в её мыслях, при этом в груди теплилось иное: Но ведь я специально всё устроила… не отпустила его, когда нужно было…
Олег закончил разговор, обернулся и шёпотом проговорил:
— Едут. Но сказали, минут двадцать ждать. Извините, пожалуйста… — добавил он для всех, не отрывая взгляда от Катерины.
— За двадцать минут, пожалуй, можно узнать человека вдоль и поперёк, — усмехнулся высокий парень в наушниках, зачем-то выключив свой плеер. — Может, устроим импровизированный клуб откровений?
Пожилая женщина грустно улыбнулась, помолчала, а потом вдруг вскинула подбородок и заговорила:
— Я вот тридцать лет прожила в браке, где думала, что мы честны друг с другом. А потом выяснилось, что у мужа тоже… Ну, другая… — она запнулась, словно вспомнила, где находится. — Всё перевернулось, знаете ли. Как лифт пролетел мимо всех этажей — и разбился к чертям. Я тогда не решилась сказать ему, что уже знаю. Думала: «Пусть сам признается». А он не признавался… Мы так и жили ещё полгода. Я — со своей тайной, он — со своей. В итоге больнее было, чем если бы я потребовала честности с первого дня.
Скрючившись, она кивнула Катерине, будто говоря: «Не делай моей ошибки». Катерина благодарно кивнула в ответ. В голове у неё звучали громкие пульсации сердца, а под воздействием усталости и перегрева она вдруг ощутила, как двоится в глазах. Главное — не упасть в обморок…
— Ну ладно, — выдохнул Олег, — давайте хоть присядем, — и тут же понял, что свободного места нет совсем, разве что на полу. Но когда он действительно попробовал помочь Катерине опуститься, видя её усталость, люди как по команде пошли на уступки: перестали так жаться к стенкам, подстроились. Кто-то помог сдвинуться в сторону, чтобы освободилось крохотное пятно. В итоге беременная женщина осторожно присела, прислонившись спиной к стене.
— Так ты расскажешь… что это за «жена», штамп, и вообще? — спросил напрямик человек в костюме. — Я не любопытствую, просто, знаете, вдруг успокоимся все. Раз уж мы на одном корабле.
Олег смотрел на него, приоткрыв рот. Наверняка он подумал, что твёрдость вопросов прямо пропорциональна степени чужой вовлечённости: Они же не знают меня, но им не всё равно. Спустя несколько секунд молчания он выдавил:
— Ладно. Да, у меня жена. Мы с ней в ссоре уже пару лет. Живём отдельно. Я… хотел развестись, но как-то всё откладывал. Потом встретил Катю, — он наполовину повернул голову к ней, — и понял, что уже не хочу той жизни. Но не решился сказать всё в лицо: ни одной, ни второй. Сам стал запутываться. А тут ещё… ребёнок… — он осторожно коснулся плеча Катерины. — Я ничего плохого не хотел. Просто дал себе время… Может быть, слишком много.
Возникла тягучая пауза, которую нарушил глухой лязг двери. Будто лифт намекнул: «Да, да, слушаем дальше». Но дверные створки не открылись, а лишь предательски скрипнули.
— И что останавливает тебя сейчас? — донёсся едва слышный голос Катерины. Она уже не стыдилась, что все слушают. Её глаза поблёкли от слёз. Губы дрожали.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
— Боязнь, — тихо сказал он. — Боюсь показаться виноватым в чужих глазах. Боюсь… не справиться. Думаю, ну вот, скажу жене, а она начнёт скандал, суды, алименты… А Катя с ребёнком? Они ведь тоже от меня зависят… Я хотел всё упростить, но только усложнил.
— А у жены детей нет? — спросила светловолосая женщина, что стояла чуть поодаль. Олег покачал головой.
— Она всегда считала, что ещё не время. Да и вообще… у нас отношения стали холодными. Мы почти не общались.
Катерина сплела пальцы на коленях: Что ж, так вот оно. Откуда выросли все эти пресловутые «потом», «не сейчас»… Ей стало безумно обидно, хотя формально она всё это знала.
— А твоя жена хоть догадывается? — задала вопрос пожилая дама, сжимая в руках старенькую сумочку. — Или в полном неведении?
— Мне кажется, догадывается, — пробормотал Олег. — Но всё ждёт, что я сам заговорю.
Некоторое время в лифте стояла тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и приглушёнными вздохами. Где-то в переднем углу вспыхнул экран телефона — кто-то попытался проверить связь, но безуспешно. Снова сдавленное безмолвие.
Парень в наушниках вдруг решился:
— Слушайте, у меня отец точно так же вёл себя. Разрывался между двумя женщинами, потом не решился. И, знаете… хуже всех оказалась моя мама. Потому что она узнала об этом последней. — Он осёкся, стесняясь, что слишком резко высказался. — Поэтому я не лезу к вам с советами. Но это… больно знакомо.
Словно кто-то выдернул пробку из болота: люди стали вспоминать каждый своё, кто тихо, кто вслух. Так выяснилось, что у человека в костюме развод «на подходе», у блондинки муж регулярно пропадает в командировках, и она испытывает страх, что он кого-то «там» заведёт. Пожилая женщина не выдержала и уточнила: «Сколько вам вместе? Год? Два? Какая у вас история?» — и блондинка, сквозь тяжёлую усмешку, ответила: «Шестнадцатый год пошёл… Сына растим. Но сердце щемит».
Рассеивая накопленное напряжение, они вдруг поняли, что случайно превратили застрявший лифт в групповую терапию. Старик в фуражке, которого поначалу никто не заметил, тихонько прочистил горло:
— Не сердитесь, но, может, всё это случилось неспроста. Вдруг именно тут вам надо высказаться. Иногда нужно место, где нас никто не знает…
Катерина посмотрела на Олега: хотелось, чтобы он обнял её и твёрдо сказал: «Завтра же всё уладим», — но он лишь сжал её кисть, словно опасаясь лишних слов. Наверное, впервые он публично признал свою вину, свою слабость. И эти люди тут же стали молчаливыми судьями. А сама Катерина ощутила вдруг толчок внутри живота: малыш словно говорл «Я здесь, мам». От этого ком подкатывал к горлу сильнее, чем обычно.
— Если хочешь, я сам позвоню твоей жене. Или вместе позвоним, — предложила Катерина резким, но дрожащим голосом. — Я не могу уже больше притворяться, что нас нет.
Олег сдавленно кивнул, и его глаза потускнели, как будто внутри него лопнула давняя пружина, сжимавшая чувство вины. В этот миг внутри кабины раздался звук раскрывшихся замков. Люди притихли, оглянулись на двери. Вспышка света резанула по глазам. Кабина дёрнулась и, кашлянув, начала медленно ползти вниз, к трём сияющим полоскам, обозначавшим вход. Чей-то ликующий вопль прозвучал, но быстро сменился облегчённым гулом. Стало ясно: ещё несколько секунд — и они выйдут.
Катерина ухватилась за руку Олега, с трудом поднимаясь с пола. Стараясь не потерять равновесие, она выдохнула:
— Решил что-нибудь?
Он подвёл её чуть ближе к выходу, который уже распахивался перед взбудораженной толпой. Несколько человек выбежали на площадку, за ними поспешили все остальные. И посреди общего шороха шагов и переминаний Катерина и Олег замерли на грани между тесной кабиной и просторным коридором. На поверхность стелился холодный свет ламп, прохлада наконец-то коснулась их лбов.
— Да, я… — выдавил он, помогая ей переступить порог, — сегодня же поговорю. Скажу всё, как есть.
Антракт закончился: за время стресса многие посторонние пассажиры стали почти родными, поделились тайнами, которые непросто выболтать даже лучшему другу. Теперь же они уходили в свою жизнь, рассеиваясь по этажам. Пожилая женщина улыбнулась Катерине: «Всё будет хорошо, дочь», — и скрылась за углом. Мужчина в костюме поправил галстук и отправился дальше, важно постукивая каблуками. Парень в наушниках поднял взгляд в сторону Олега: «Удачи», — простоял миг, кивнул и ушёл, снова погружаясь в музыку.
Катерина и Олег остались ненадолго вдвоём у лифта с мигающей кнопкой. Кто-то из ремонтников что-то говорил о технической неисправности, призывал обходить кабину стороной. Но они не слушали. Она погладила надувшийся живот, который в полумраке выглядел особенно чётко. Олег ступил ближе, обнял её осторожно, будто бы признавая свои страхи и неумение иное выразить.
— Прости, — сказал он, — я больше не могу так. Постараюсь всё уладить. Только не уходи…
Катерина испустила дрожащий вздох, прикрыв глаза. Она всё ещё боялась, что снова послышатся пустые обещания. Но в его интонации звенела решимость, которой не было ещё утром. И почему-то эта решимость сейчас походила на крохотный рассвет в конце длинной и очень сумрачной ночи.
— Я с тобой, — проговорила она наконец. — Но только если ты будешь честным.
Вдалеке отозвался короткий звонок, кто-то звал персонал, чтобы проверить лифт. Коридор наполнился людьми, спешащими по своим делам. Катерина сделала несколько неуверенных шагов. Девальвация доверия, которую они довели до абсурда, казалось, наконец остановилась. Оттого внутри всё ещё сжималось болезненным комком, но появлялась дыра для лучика надежды.
Они вышли на улицу. Холодный воздух обдал их порывом свежести. Солнце, скользнувшее из-за большого серого здания, осветило рябь мартовских луж на парковке. Пахло бензином, пылью и первыми лучами весны. Катерина остановилась, взглянула вверх — там на фоне серого неба маячил в своих ржавых направляющих их лифт, этот странный замкнутый мир, где произошло маленькое коллективное признание. Ей на мгновение показалось, что слышит шёпот прежних голосов: советов, откровений: «Не молчи, пока не поздно».
Олег достал телефон, выдохнул, зажмурился, словно перед прыжком в ледяную воду, и стал набирать čísло. Она слышала, как он сказал: «Алло… нам надо поговорить». И хотя каждое слово давалось ему тяжело, а в Катеринином сердце звенела тревога, во всём чувствовался тот самый маленький зародыш честности, растущий медленно, но верно.
Катерина улыбнулась краешками губ, погладив живот: Наверное, именно так и рождается новый день, даже если начинается он очень болезненно…
Она не была уверена, чем закончится предстоящая беседа: возможно, грядёт череда ссор и юридических тяжб, а может быть, случится что-то ещё. Но сидеть в бездействии дальше она не собиралась. Ей хотелось дышать свободно, ходить по земле не в смятении, а в спокойной уверенности, что её ребёнку не придётся жить в тени лжи.
На площадке у входа в подъезд всё ещё стайкой толпились те, кто застрял в лифте вместе с ними. Слышались возгласы: «Фу ты, вовремя починили» или «Надеюсь, в другой раз не попадём». Кто-то, узнав, что Катерина беременна, предложил помочь ей дойти до скамейки, при этом бросив на Олега настороженный взгляд. Он только кивнул с благодарностью: не стесняясь больше всеобщего внимания, подставил плечо, дал ей опереться и довёл до широкой залитой солнцем лавки.
Она села, переводя дух, и вдруг почувствовала, как внутри у неё из тесной кабины страхов что-то выпорхнуло наружу. Может быть, это и есть тот катарсис, которого добивалась душа. Необъяснимое чувство, будто все эти случайные свидетели, этот короткий ком проблем в лифте — всего лишь символ, заставивший сказать правду.
Когда она подняла глаза на Олега, он уже сворачивал разговор по телефону. Его лицо посветлело, но взгляд оставался тревожным.
— Я сказал, что должен вернуться и поговорить с ней напрямик. Сегодня же вечером.
Катерина кивнула, та самая усталость отпускала её медленно, но неумолимо. Гул машин, отдалённый стук строительных работ, запахи расцветающего горизонта. Всё это казалось таким настоящим после замкнутой кабины и косых взглядов.
— Мне важно, чтобы это было не наполовину, Олег. Если мы что-то начинаем, то надо пройти до конца.
— Я понимаю, — ответил он. — И не хочу больше обманывать ни тебя, ни её. Думаю, это не будет простым разговором, но он должен состояться.
Она улыбнулась и накрыла его запястье своей ладонью. Сердце билось с тревожной радостью, в глубине которой зрела робкая уверенность, что дальше они всё-таки пойдут вместе. Идти придётся нелегко, но никаких лифтов с тайнами не останется за их спинами. Солнце скользнуло по её плечу, вызывая ощущение, что мир только что задержал дыхание, чтобы уступить место чему-то новому — быть может, хрупкому, но живому, как ребёнок, который скоро появится на свет.
Она склонилась к Олегу, и он осторожно обнял её за плечи. Разговоры за спиной уже утихали. Люди расходились, собой унося свои секреты, невыговоренные обиды, маленькие надежды. Катерина посмотрела в сторону входной двери: там суетились рабочие, чинили лифт. Ей вдруг захотелось верить, что в тот замкнутый ящик, где все они томились, уже никогда не вернётся боль молчания. Лифт вернётся к своей обыденной функции, а они с Олегом — к более честной и менее давящей жизни.
— Пойдём? — спросил он, подавая ей руку. — Я провожу тебя до такси, а потом… ну, сам понимаешь.
Катерина встала, не выпуская его ладони. Внутри ещё плескалась тревога, но теперь она не была такой удушающей. Ей казалось, что лифт ожиданий открылся — и теперь всё просторнее, безопаснее. А значит, и шагать вперёд станет чуть легче, пусть придётся оставлять за спиной многое из прошлого.
— Пойдём, — сказала она, и в голосе появилась мягкая решимость.
Они двинулись по двору, где лужи тихо отражали жгучие лучи весеннего солнца. Несколько прохожих глядели на Катерину и её живот с доброй полу-ухмылкой: мол, вон, молодая семья гуляет. Но она уже не смущалась. Пусть думают, что хотят. Ведь теперь, когда лифт выдал им новую точку опоры, всё остальное — дело времени, честных слов и смелых поступков.
