Я не хочу быть матерью, но ты не можешь этого понять

Анна как раз расставляла тонкие ломтики лосося поверх ещё тёплого риса, когда в коридоре раздался нетерпеливый звонок. По привычке она проверила время на смартфоне и нахмурилась: Максим обычно приходил ровно через пятнадцать минут после её последнего сообщения, а тут прошло уже полчаса. Но это не он – у двери стоял маленький мальчик в тёмной шапочке и слишком большой куртке; глаза испуганные, а в руках однотонный рюкзачок.

Она растерянно мигнула. В голове стучало: Да кто это вообще? Потом услышала знакомый голос – из-за спины мальчишки выглянул Максим. Бледный и взволнованный, он кивнул Анне — мол, всё нормально, не пугайся, просто пусти нас внутрь. Ребёнку на вид было лет пять, не больше. Он топтался на коврике и явно не понимал, что здесь происходит и почему та самая «тётя Аня», о которой ему говорили по телефону, таращится на него, будто увидела инопланетянина.

Анна глубоко вздохнула и отступила вглубь прихожей.

Парнишка шагнул через порог, а Анна тут же поймала себя на мысли, что в квартире стало тесно и шумно. Ещё минуту назад тихая пятница, аромат свежих роллов, телевизор на паузе — всё это рухнуло в один миг. Мальчик принялся расшнуровывать ботинки, а Максим быстро заговорил, торопясь устранить напряжение:

— Прости, что без предупреждения… Но тут внезапно позвонила бывшая, говорит, ей срочно нужно уехать. Костю не с кем оставить. Я подумал… ну, раз мы с тобой хотим серьёзных отношений…

— Серьёзных? — мысли Анны гулко отдавались в висках. — Почему я должна нести ответственность за чужой выбор?

Она подняла глаза на Максима. Тот улыбкой просил понимания. Грустно и умоляюще. Казалось бы, на дворе пятница, и всё, чего хотелось Анне — тишины и покоя после рабочей недели. Но теперь у неё на пороге сын Максима, который вообще-то считал своим домом другую квартиру. И Анне стало не по себе от осознания: вот оно, неожиданное продолжение «дружбы с перспективой» и проверка на прочность, к которой она абсолютно не готова.

Костя крутил головой, осторожно переступая босыми пятками по ламинату. Анна указала ему на диван возле телевизора. Он перекинул туда рюкзачок, затем начал снимать шапку. Мальчугану явно было любопытно — новая обстановка, странные запахи, красивая девушка в прическе под каре и… татуировка на её запястье. Он уставился на этот узор так, словно видел настоящее волшебство. Анну передёрнуло от мыслей, как объяснить ему, что и почему у неё нарисовано. Она не хотела вдаваться ни в объяснения, ни в улаживание каких-то «детских сюрпризов».

— Макс, ты ведь не говорил, что у тебя сын останется со мной на ночь, — тихо, почти шёпотом произнесла Анна. — Я не нанималась в няньки.

— Всего пару дней, — Максим беззаботно пожал плечами, хотя в голосе проскользнула тревога. — Я сам не планировал, правда. Ну что, ты же не откажешь?

Она злобно прикусила губу. Самое обидное — действительно отказать она не могла. Внутри назревал протест: У него есть ребёнок, а я тут учусь его любить, да? Подруга не раз говорила, что это большой риск, если не хочется тратить жизнь на чужие проблемы. Но Анна повелась на обаяние Максима. И теперь вот оно — неожиданное испытание: либо смириться, либо распрощаться с выдуманным будущим.

Костя тем временем сел на диван, закинул ноги на подлокотник и ухмыльнулся на тарелку с роллами, которую Анна вынесла на журнальный столик. Поначалу ребёнок молча вертел головой, потом спросил:

— А можно чай? Мне холодно.

Максим развёл руками, подчиняя свою роль заботливого отца тому, чтобы Анна взяла на себя хозяйскую инициативу. Она неохотно пошла на кухню, снова гоняя в голове сумбур: Какого чёрта он без предупреждения приводит сына? И почему я должна это терпеть? Руки привычно заваривали чайник, а в душе бурлил гнев.

— Ты понимаешь, что я такая… — произнесла она Максиму, когда тот заглянул в кухню, — …не мать. Я не умею, не хочу, и вряд ли научусь.

— Я люблю тебя, — спокойно ответил он. — Но если мы вместе, это значит, Костя — тоже часть моей жизни. Иначе…

Он развёл руками без слов. Говорить о шансе, который она должна дать его семье, Максим не стал. Анна только качнула головой.

Позже, когда вечер почти прошёл, и Анна со скрипом уложила мальчика в гостевой комнате, наступила тяжёлая тишина. Она повернулась к Максиму:

— И что дальше? Жизнь превратится в одну бесконечную ответственность? Ты хочешь, чтобы я принимала его, как своего? Да я ничего не умею, я даже не знаю, какая у него еда любимая, какой у него режим дня…

— Усвоишь, — коротко бросил Максим. — Если хочешь быть со мной.

Она хмыкнула и устало опустилась на диван. Он сел рядом, взял её руку, попытался её погладить. В ответ Анна вырвала ладонь и заглянула ему в глаза:

— Слушай, я в шоке от твоей уверенности, что я «должна» полюбить чужого ребёнка. Это не так просто. И вообще, если мне это не нужно, ты ведь меня не заставишь, верно?

— Верно, — согласился Максим и тяжело поднялся. — Значит, лучше сейчас расставить все точки. Я не могу жить отдельно от Кости. А ты не можешь терпеть его рядом. Всё же легко, да?

Она не ответила. Губы словно склеились от напряжения. Когда он ушёл в гостевую комнату, Анна осталась одна и долго смотрела в окно, кусая губы, почти до крови. Зачем мы это начали? Обычный роман всю осень грел ей душу, а теперь стал неразрешимым узлом. Странно, почему вдруг в пятиэтажном доме противно скрипят трубы, и почему на улице столько фонарей, которые светят, а толку нет?

Чуть позже мальчик проснулся и стал громко звать отца. Анна торопливо бросилась в ту комнату, чтобы не потревожить соседей, но столкнулась с Максимом в дверях — сонный, лишь пожал плечами и жестом предложил ей разобраться: «Попробуй сама». Она заходила внутрь с колотящимся сердцем и заметила, что Косте просто приснился какой-то кошмар. Он сидел на кровати, растрёпанный, уставился на неё настороженно — будто и не ждал, что вместо папы придёт эта чужая женщина.

— Кошмар? — спросила она, опустившись рядом, и неуверенно провела рукой по его лбу. — Всё хорошо, это просто сон.

Мальчик вздохнул, ещё какое-то время сидел с зажмуренными глазами, потом лёг обратно и закрылся одеялом едва не с головой. Анна растерянно отстранилась. Хотелось бежать, выскочить из квартиры, спрятаться, забыть про Костю и узлы, которые крепко стянули её спокойную жизнь. Но вместо этого она машинально поправила ему подушку, сбившуюся на край, и слегка дотронулась до его плеча, стараясь успокоить. Он уже дремал, вещества сна снова затягивали его куда-то в детское пространство.

Возвращаясь в гостиную, Анна застала Максима — он мирно укладывал на диване подушки, готовясь ночевать здесь. Сложно было придумать что-то более мучительное для неё. Она понимала: Сейчас это лишь начало. А что, если действительно придётся вот так жить? Вроде сказала, что не готова, но внутри было смутное чувство сожаления. Ведь сердце всё равно тянуло к Максиму, как бы она ни старалась сбежать от этой семейной драмы.

Ночью она лежала в своей постели в полной темноте. Спать не хотелось: в голове всплывали обрывки разговора с подругой. «Ты уверена, что сможешь быть с мужчиной, у которого есть ребёнок?» А она каждый раз уходила от прямого ответа. Теперь вот ответ требовался незамедлительно.

Утро выдалось напряжённым: Костя проснулся первым, начал искать Максима, громко включил телевизор, чем окончательно спугнул сон у Анны. Завтрак шёл неуклюже: Анна дрожащими руками налила ему молока, уронила ложку, а в голове одна мысль – не хочу, не могу, меня заставляют! Максим, почувствовав настроения, тихо сказал:

— Если тебе это всё тяжело, я пойму. Собери мне вещи, и мы уйдём.

Она упрямо молчала, но внутри всё уже решилось.

— Да… давай так, — на выдохе сказала она наконец. — Прости, что не оправдала твоих надежд. Просто… я не хочу быть матерью. Это не потому что я «плохая», просто мне это не нужно. И я не готова врать себе и тебе.

Через час сумки Максима и Кости были собраны. Он молча таскал пакет за пакетом в коридор, а мальчик зыркал на Анну, казалось, не понимая, чем он заслужил такое холодное отношение. Анне было не по себе, но она напустила на себя спокойную отстранённость.

— Всего хорошего, — бросила вспыхивающим шёпотом, когда Максим уже стоял на пороге.

Он устало кивнул, подвёл Костю к двери и тихо сказал:

— Прости, что не получилось.

А потом закрыл за собой дверь. Анна прижалась лбом к стене, стараясь сдержать слёзы. Может, ей хотелось сделать как лучше, но вышло, как вышло. И пусть всё кончилось — сердце жалобно сжалось, напоминая, что свобода, о которой она мечтала, иногда способна причинить больше боли, чем тесные узы.

Она сама выбрала этот путь. Татуировка на запястье едва заметно блеснула в свете утреннего солнца. И хотя где-то внутри теплилось сожаление, в конце концов Анна чувствовала, что оставаться верной себе — единственное, чего она может не стыдиться.