Она посмотрела в зеркало и поняла — это совсем не тот нос, который она желала иметь. Секундное оцепенение сковало мысли, будто кто-то невидимый прижал её к холодной стеклянной поверхности. В отражении было всё то, чего она так старательно избегала многие годы: лёгкая горбинка, чуть смещённая переносица, непропорциональность, которую она чувствовала каждой клеточкой. И хотя принимала эти особенности раньше как можно тише, сейчас вдруг ощутила их всем телом.
Она всегда боялась, что знакомые подшучивают исподтишка, даже если никто ни разу не осмелился сказать ничего колкого. Но мальчишки в школе однажды прозвали её «Клювик», и это прозвище до сих пор звенело в ушах, словно незабытая обида. Анна присела на табуретку, не сводя глаз с зеркала, и честно ответила себе: «Да, я так устала чувствовать себя некрасивой».
Снаружи слышался бесконечный дождь: капли шуршали листвой, стекали по оконному стеклу и наполняли воздух осенней хлюпающей музыкой. Она любила такую погоду в детстве, когда можно было закутаться в одеяло и целый день рисовать гуашью или читать. Теперь же дождь казался ей символом беспрерывного ворчания: ведь даже капли на подоконнике будто бы напоминали, что время идёт, а она до сих пор не решилась на перемены.
Вечером Анна пошла на выставку современного искусства в маленькую галерею у набережной. Там всё, казалось, шло своим чередом: знакомые художники негромко переговаривались, критики прохаживались в изящных нарядах и смотрели свысока, а новички робко стояли у стен, держа бокалы вина. Анна любила эту атмосферу — никто не спрашивал её ни о семье, ни о деньгах, ни о судьбе. Они обсуждали картины, спорили о перспективах, морщили брови, когда натыкались на нечто слишком простое или, наоборот, напыщенное.
— Привет, Анка! — вдруг послышался знакомый голос.
— О, Зоя. Как дела?
— Да вот, пришла посмотреть на работы нашего Кирилла. Говорят, он там представил серию портретов девочек с «уникальными» лицами. По-моему, это даже немного жутковато, — усмехнулась Зоя, поправляя свой шарфик с цветочными узорами. — А у тебя как? Всё по-старому?
Анна кивнула и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кособокой. «Всё по-старому» вдруг прозвучало для неё обидно, будто указывая, что ничего в ней не меняется — да и нос по-прежнему тот же. Она снова почувствовала, как по спине пробегает знакомый холодок неуверенности. Словно её собственный облик был выставлен на всеобщее обозрение, как эти картины, только без изысканности и интересного сюжета.
Позже, вернувшись в свою небольшую квартиру с длинным коридором и облупленным подоконником, Анна поймала себя на мысль, что не может уснуть. Она лежала в темноте, слушая барабанную дробь капель и прокручивая в голове каждое движение, каждый взгляд, каждое сказанное слово за день.
Что, если я сделаю операцию? — пронеслось у неё в уме. — Смогу ли я наконец-то полюбить себя?
Минут через пять Анна услышала сигнал телефона. Новый e-mail пришёл с пометкой «важно» — реклама пластического хирурга, который якобы спасает людей «от уродств и всевозможных комплексов, связанных с внешностью». В сообщении были перечислены примеры голливудских актрис и моделей, прошедших через кабинет этого врача. Слово «комплексы» задело Анну за живое. Она перечитала письмо несколько раз, чувствуя, как внутри поднимается вихрь: стыд перемешивался с неясной надеждой.
— Смешно, правда? — пробормотала она, обращаясь к своему отражению в чёрном экране монитора. — Меня зацепила глупая реклама, а я уже представляю себя на операционном столе…
Однако ночь прошла, и утром мысль о хирургическом центре не отпустила. Она отправилась на работу, но в метро то и дело ловила своё отражение в стекле: этот маленький бугорок на носу казался камнем, который она не умеет выточить из себя.
Днём на перерыве Зоя снова позвонила.
— Ну что, жду твоего мнения об этой дурацкой выставке, — донёсся весёлый голос из трубки.
— Потом расскажу. Сейчас я… занята, — коротко сказала Анна и преувеличенно хитро хмыкнула, хотя Зоя не могла этого видеть. На самом деле она сидела в коридоре перед кабинетом терапевта — пришла в свою поликлинику взять направление или хотя бы узнать о психологической поддержке. Но почему-то вдруг подумала, что проще записаться к хирургу, чем обсуждать свой внутренний конфликт с психологом.
На следующий день Анна всё же решилась позвонить по тому номеру, что был в письме. Администратор центра вежливо спросила:
— Когда вам удобней подойти?
Внутри словно что-то ёкнуло. Если соглашусь— дорога обратно будет ещё труднее.
— Ну… — она немного помялась. — Думаю, через неделю.
— Отлично. Запишем вас на следующий понедельник, десять утра.
Когда трубка замолчала, Анна ощутила, будто сделала прыжок в пропасть. Неясная дрожь пробралась до самых кончиков пальцев. Она вышла прогуляться. Дождь к тому моменту унялся, но небо оставалось тяжёлым, свинцовым. Сырые листья липли к асфальту под ногами, а уличные музыканты грустно планировали свернуть инструменты.
Теперь не отступлю, — подумала она, поднимая воротник плаща и стараясь разглядеть в себе хоть каплю решимости.
Первый визит к хирургу прошёл странно. Кабинет весь сиял белизной, пахло стерильностью и чуть-чуть — благовониями. Доктор, мужчина лет сорока, осмотрев Анну, сказал будничным тоном:
— Убираем горбинку, выравниваем кончик. Хрящевую ткань немного корректируем. Пара недель на восстановление, и вы будете довольны.
Она слушала, кивала, но внутри звучал тихий стук: А вдруг всё это напрасно?
На самой операции Анна была встревожена так, что не могла унять дрожь. Голова гудела, а глаза слипались от седативных препаратов, которые ей дали перед процедурой. Образы путались: вот она дома, держит кисточку и смешивает краски, а вот школьный коридор, где все смотрят на неё, и смех. И вдруг — стерильная лампа, над ней наклоняется медсестра, прикрывая маской лицо.
Когда Анна очнулась, первую минуту она даже не понимала, где находится. В носу была тугая повязка, всё болело, но боль была какой-то приглушённой, ватной. Ей подали воду.
— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор.
— Кажется, я… не понимаю, это уже всё?
— Да, операция завершена. Всё прошло успешно. Через несколько дней снимем повязку.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
Ночью в палате она не спала почти ни минуты. Может, это и к лучшему. Теперь я буду другая, — думала она, пытаясь успокоиться. Но рядом стоял упорный страх: Вдруг я стану не собой?
Через десять дней, когда сняли шину и пластыри, Анна впервые увидела отражение «нового» носа. Он был аккуратнее, пропорциональнее. Врач назвал результат практически идеальным. Услышала она и комплименты от других пациентов: «Замечательно выглядишь», «Тебе очень идёт». И всё равно внутри что-то не хотело радоваться. Словно пропали не только ненужные милиметры, но и важная часть, отделявшая её от массы одинаковых лиц.
Тёплым вечером она вышла из поликлиники. Осенний дождь уже сменился терпким воздухом ноябрьского заката. В груди поселилась тревога. Анна понимала, что внешнее преображение не стирает воспоминаний, не изгоняет годы обид и самоедства.
На одной из выставок, когда она решилась наконец встретиться с друзьями, Зоя кинулась к Анне с распахнутыми руками:
— Ты просто красавица! Выглядишь… ух, как картинка из модного журнала!
Кирилл, художник, тоже сказал с одобрением:
— Ты добавила утончённости своей внешности. Может, сделаю твой портрет, а?
Анна отвела взгляд. Улыбнулась для вида, но где-то в глубине ощущала, что они видят лишь оболочку, а не её настоящую. Ей казалось, что она обманула их, подстроилась под чужие ожидания, пытаясь изгнать свои комплексы одним махом. Руками. Скальпелем. А душу кто будет править?
Несколько последующих дней она носилась по делам, старалась больше работать, пореже задумываться и поменьше смотреться в зеркало. Но в один вечер увидела старые фотографии на стенде в галерее, посвящённом прошедшим мероприятиям. На снимке она улыбалась — губы приоткрыты, глаза блестят, а нос со своей горбинкой смотрелся неожиданно гармоничным в её тогдашней естественности. Анна застыла. Кто-то рядом говорил о концепции выставки, о художественных техниках, а она чувствовала, как внутри всё переворачивается.
— Всё нормально? — спросила подруга Виолетта, заметив её замешательство.
— Не знаю, — почти прошептала Анна и скомкала край платка в руке. — Кажется, я никак не успокоюсь даже после операции.
Виолетта нахмурилась.
— Но ведь все в восторге. Нужно радоваться, а не мучиться.
Анна ответила горько:
— Я думала, что спасусь от старых комплексов. А теперь понимаю: от себя не убежать.
Они зашли в небольшое кафе рядом с галереей. Анна прокрутила в голове все эти дни и решилась признаться:
— Я стала ходить к психологу. Но пока не вижу кардинальных перемен.
— Продолжай, — Виолетта мягко сжала её руку. — У тебя должно получиться.
Встреча с собой оказалась куда болезненнее, чем она предполагала. Во время одной из бесед с психотерапевтом Анне предложили представить себя маленькой девочкой, которую обижают, и попытаться обнять эту девочку. Она поначалу смутилась, даже всплакнула. Но в какой-то момент дошло: всё, что болит сейчас, началось очень давно, ещё там, в коридорах школы, в отражениях детской комнаты, в словах взрослых, которые кусали неосторожно, сами того не замечая.
Через несколько недель Анна встретила Зою и Кирилла в том же кафе неподалёку от набережной. Они не переставали осыпать её комплиментами и расспрашивать, каково это — решиться на столь радикальный шаг.
— Тебе повезло с хирургом. Теперь, наверное, планируешь ещё что-то поменять? Может, губы? — усмехнулся Кирилл.
Анна неожиданно рассмеялась:
— Нет, с меня хватит. Я ведь поняла, что всё это лишь часть пути.
Зоя закатила глаза.
— Неужели ничего больше не хочется?
— Хочется, — Анна поставила чашку на стол. — Но теперь я правда стремлюсь научиться принимать себя. Забавно, что этот процесс гораздо сложнее любой физической операции.
Потом, когда они ушли, Анна присела у витрины сувенирной лавки и взглянула на блики в стекле. Раньше она всегда старалась избегать подобных отражений. Теперь смотрела внимательнее. Да, нос другой. Да, черты лица чуть смягчились. Но она осталась собой со всеми страхами, надеждами и творческими идеями, которые, наконец, начали рождаться без усилия.
В тот вечер она вновь вспомнила старые фото и не почувствовала той острой боли. Возможно, когда-нибудь будет и радость. Пока же сердце сбивалось с ритма от случайных эмоций, а ум то вскрикивал, то затихал, оставляя место для чего-то нового: веры, что истинная красота рождается в согласии с собой.
Она записалась на дополнительные встречи с психологом и начала учиться разговаривать со своими внутренними голосами так, словно они её спутники, а не мучители. Казалось, что с каждым сеансом она улавливает всё Klarнее: без внутренней гармонии никакая внешняя красота не спасёт от сомнений.
Прошло ещё некоторое время. Анна точно знала: она не жалеет, что решилась на операцию. Но ещё отчётливее понимала, что главный шаг — впустить в себя принятие. Оглядываясь на прожитые месяцы, она шла по улице и вдыхала декабрьскую свежесть, когда снег тонкой пеленой покрывал тротуары. В какой-то момент она шёпотом произнесла:
— Искренние коррекции гораздо важнее любых операций.
С этими словами она улыбнулась своему отражению в стеклянной двери ближайшего магазина. И в этой улыбке зазвучала почти безграничная нежность к себе.
