— Женщина, вы что, не видите, что здесь одни голые мужики?! — прорезался возмущённый бас с края бассейна. Ирина, с полотенцем на плечах, застыла на влажной плитке. Ей стало дико смешно и неловко одновременно. Стараясь сохранить хотя бы видимую уверенность, она поправила выбившуюся прядь и чуть резче, чем хотела, ответила:
— А вам всем запретили смотреть на медсестру в рабочее время?
В мужском зале бани повисла пауза. Кто-то хмыкнул, кто-то громко засопел, ощутив в словах Ирины некий вызов. Молодой паренёк у стены едва удержался от смеха, но вида не подал. А она продолжала стоять, по-кошачьи переступая босыми ногами, словно что-то примеряла в этой обстановке. Ещё не поняла, как её занесло сюда. Может, просто поддалась дурацкому импульсу: впервые за годы решила не обращать внимания на чужие взгляды.
Влажная пленка пара лежала на кафеле, выстилая скользкий путь до бассейна. Всё вокруг пропахло мылом и раскалённой берёзовой шелухой. Пузыри пены скатывались на пол, мужчины переминались, прикрываясь то полотенцами, то скамейками. Оглушительно капали капли воды, гулкими всплесками отзываясь в тишине.
Ирине вдруг стало стыдно и смешно одновременно. Мелькнула мысль: «Профессиональная деформация, видимо. За последние двадцать лет насмотрелась разных сцен, так что всё кажется нормой». Она ведь работала медсестрой в хирургическом отделении, видела такое, от чего многие шарахнулись бы. Но здесь, в «святая святых» мужского отделения, её накрыло странное чувство: словно она вторглась не просто в чужое пространство, а в собственное высокомерие — решила, что ей всё позволено, коль уж столько лет ухаживает за чужими телами.
С краю бассейна, где густо клубился туман, подул сквозняк. Один из постоянных завсегдатаев бани, коренастый мужик по имени Гена, зычно кашлянул:
— Ирина, ты, конечно, извини, но нам как-то неловко тут купаться… — Он неловко перемял веник в руках, будто прикрывался им от неожиданного нашествия. — Женщинам ведь свой зал открыт.
Она вскинула подбородок.
— Знаю. Но там переполнено, душно, и… давайте так: я никому не мешаю, просто окунусь и уйду.
— Вообще-то мешаешь, — отозвался кто-то из дальнего угла. — Мы тут расслабиться пришли, а не стесняться.
Последние слова задели Ирину. Казалось бы, что в них такого? Но для неё это прозвучало словно упрёк: «Ты ломаешь обыденный уклад, вторгаешься в наше мужское пространство». Она вспомнила, как её отец ворчал, если мать случайно заходила к нему, когда он брился. Неприкосновенность личного пространства — вот оно.
С другого конца послышался смешок, и Ирина, почувствовав, как внутри закипает гнев, сделала пару шагов вдоль бассейна. Ей стало вдруг жарко от приступа адреналина.
— Да вы не переживайте так! Мне не нужны тут подробности ваших форм. Я людей работой видела. Знаете, какую я боль в операционной держала на своих руках? — Сама не подозревала, почему решила упомянуть работу. Может, хотела объяснить, что её уже трудно чем-то шокировать.
Гена тяжело вздохнул и закатил глаза. Остальные зашевелились, кто-то приударил веником по деревянной скамье. Атмосфера пропиталась напряжением, будто весь этот пар сгустился в готовую взорваться тучу.
— Ладно, давайте без скандалов. Если вы уже зашли, то быстро плавайте и выходите, — примирительно предложил тот же парень, что хихикнул первой фразе.
Ирина пожала плечами и направилась к воде. Наступила на мокрый край, чуть не поскользнулась, успев ухватиться за перила.
На мгновение наступила полная тишина. Все затихли, чувствуя, что какой-то внутренний свод правил нарушен, но никто не решался действовать прямо. «Вот тебе и свобода, вот тебе и моя расслабленность…» — подумала она, глядя на чуть мутную голубизну воды. И вдруг сама ощутила, что уже не так уверена в своём решении.
Скользнув в воду, Ирина почувствовала, как холод резанул голую кожу: на пару секунд захватило дух. В голове тут же закрутились мысли, как в операционной, когда надо быстро перестроиться на новый темп событий.
— Ну что, веселитесь? — прокричал кто-то, давая понять, что они с интересом наблюдают.
— Может, я для вас буду… сеансом медосмотра, — огрызнулась она в ответ.
И тут мужчины зашумели. Одни начали возмущаться, что она всё-таки зашла не туда. Другие защищали, мол, да пусть купается, женщина тоже человек. Но с каждым словом среди них нарастал раздор, будто её появление вытащило наружу все мелкие недовольства и комплексы.
Ирина проплыла до противоположного бортика, вынырнула, сделала короткую паузу и увидела, как один из мужчин смотрит на неё с холодным прищуром. Его взгляд говорил ясно: «Сейчас выйдешь — и всё, забудем». Она поняла: если останется, здесь может разгореться громкий скандал.
Сжала губы. Ей стало досадно, что дело заходит так далеко. Хотела просто окунуться без очереди, не тратить время на женский зал. Но нет, похоже, придётся отстаивать своё право даже на воду. И в этом абсурде она внезапно ощутила странную гордость. Без лишних слов перебралась к краю, выбралась на плитку и пихнула полотенце под мышку.
Так стоп!!! Вы всё ещё не подписаны на наши каналы в Телеграмм и Дзен? Посмотрите: ТГ - (@historyfantasydetectivechat) и Дзен (https://dzen.ru/myshortsstorys)
— Разве вам не всё равно, где женщина отдыхает? — взорвалась она, оглядываясь на мужчин. — Вам что, от этого особо хуже стало?
Кто-то усмехнулся, другой вздохнул. Мгновенно поднялись крики: «Да эти женщины везде лезут!» — «Хочет равенства, пусть в общий зал идёт, а не в мужской!» — «А чё так резко-то?»
Ирина резко развернулась к ним лицом.
— Да успокойтесь вы уже! Мне ж не нужно с вами чай пить или ваши мелкие секреты слушать! Я просто зашла поплавать!
С каждым словом она повышала голос. Чувствовалось, что в ней скопилась усталость от постоянных дежурств и бесконечных больничных смен. Всё в ней кипело, хотелось сорваться, но она старалась держаться, хотя сердце колотилось как бешеное.
— Давайте, может, лучше все поднимем венички, сделаем вид, что так и было, — съязвил кто-то чуть в стороне.
— Да оставь, отойдёт сейчас, — отозвался другой. — Видимо, профдеформация.
Это прозвучало громко и едко. Ирина почувствовала, как её кольнуло в груди. На пленке влажного пола ей действительно стало всё равно, кто тут голый, а кто прикрытый. В её мире каждый день мелькают самые разные тела, и она научилась не замечать в этом ничего особенного. Но внезапный упрёк об этой «деформации» задел её.
Она смотрела на этих мужчин: кому-то по-настоящему неловко, кому-то, наоборот, забавно, а кто-то — агрессивно настроен, потому что считает это вторжением в мужское пространство. И, пожалуй, правда в их глазах звучала довольно громко: почему она решила, что ей все дороги открыты? Что за право она себе взяла?
С недовольным выдохом Ирина вдруг почувствовала, что не хочет больше ни кричать, ни оправдываться. Нырнула за краем скамейки, подняла свои вещи, сквозь зубы процедила «извините, если помешала» и пошла к выходу.
— Ну чё, вот и прошёл сеанс, — кто-то буркнул.
— А я думал, будет продолжение, — ухмыльнулся другой.
Дверь закрылась за ней негромким стуком. Под ногами размазывалась мыльная вода, в воздухе пахло то ли хвоей, то ли бравадой. Какая-то горечь всколыхнулась внутри: «Стоило ли врываться сюда со своей уверенностью, что всё нормально и меня поймут? Может, я просто устала трепетно относиться к чужим границам, ведь на работе я перед любым пациентом буквально на коленях? Или это моё желание доказать, что не боюсь ничего, даже смущения?»
Скинув полотенце на плечо, она вышла в предбанник, где горел тёплый свет. С улицы потянуло вечерней прохладой. Ирина отодвинула завязку на дверях и замерла на мгновение, вглядываясь в собственное отражение в затуманенном зеркале. В этом лице отражалась усталость, а в приподнятой брови — горькая нотка.
Она понимала: раздувать дальше конфликт бессмысленно. Никто тут не победил, и никто не проиграл. Но внутренняя дрожь говорила, что её решение войти в мужскую зону без спроса и правда было вызвано тем, что она давно перестала стесняться чужих тел. Или, точнее, перестала замечать, что у других на это могут быть совсем иные взгляды.
На выходе из бани кто-то из мужиков уже громко пересказывал ситуацию вновь зашедшим, перемежая фразы невнятным смехом. Одни слова она расслышала отчётливо: «Да, да, говорю же, профдеформация у неё». От этих слов у Ирины пересохло во рту. Хотелось вернуться и что-то сказать, но она лишь стиснула зубы и шагнула на крыльцо.
Прохладный воздух ударил по разгорячённому телу, и Ирина прикрыла глаза, втягивая запах весенней сырости. Идти ей было некуда, только домой, в обычную рутину, где завтра снова надо вставать на дежурство, снова возиться с людьми, которым важно сохранить своё человеческое достоинство. И вдруг она подумала, что, может, и впрямь повод для новой привычки — уважать чужие пространства так же, как она старается уважать чужую боль.
Под сводом темнеющего неба вспыхнули фонари, отбрасывая кривые тени на дорожку. Ирина поморщилась, вспомнив приколы мужиков, и наконец сделала решающий шаг во влажные сумерки.
Сзади мелькнул слабый призрачный отсвет из бани — возможно, там ещё будут шутить о её приходе. Но она уже выбрала, что не станет возвращаться проверять, как именно они смеются. Пусть всё остаётся на уровне недосказанной встречи: одна женщина в мужском пространстве, так и не научившаяся до конца разделять роль медсестры и роль гостьи в этом мире.
Она поправила полотенце, передёрнула плечами и зашагала в сторону остановки. Её сердце всё ещё стучало громко, как после герцогова боя, но в голове появилась почти отрезвляющая ясность. «Профдеформация… может, оно и к лучшему — не шарахаться от чужого тела. Но, чёрт, сколько же вокруг вещей, о которых мы замечаем только по касательной».
Слабый ветер шевелил голые ветви кустов у забора. Несколько капель упали Ирине на плечо, то ли от прошлой бани, то ли это уже начался мелкий дождик. Она вдохнула влажный воздух, думала лишь об одном: нужно дать себе передышку, научиться замечать не только пациентов, но и свободных людей, которые не обязаны быть готовыми к чужому вторжению. Ирина уходила, унося с собой лёгкую горечь и странную решимость менять что-то в себе. Даже если это значит купить абонемент в женское отделение и поставить границы чуткости на новый лад.
